Дж. С. Андрижески
У КАМИНА
Сколько я его знала, он всегда был молчаливым.
Это стало уже дежурной шуткой, и не только между нами. Его друзья шутили по этому поводу. Его тётя несколько раз отпускала едкие реплики на этот счёт за последние несколько недель, пока тренировала меня. Его наставник, Вэш, тоже шутил об этом.
Мои друзья сейчас тоже шутили на эту тему — особенно мой приёмный брат, Джон.
Но в некоторые моменты той ночи Ревик не был тихим.
Он был вовсе не тихим.
Зная его больше года, справляясь с его непробиваемым молчанием, справляясь с лишёнными выражения взглядами этих стеклянных глаз, поджатыми узкими губами, когда я пыталась разговорить его, буду честна — это выводило меня из себя. Я привыкла пытаться прочесть эмоции по выражениям лиц, но у Ревика они были такие неоднозначные, что я часто не могла понять, означают ли они раздражение, озадаченность или откровенное непонимание того, что я ему говорила.
Когда Ревик внезапно, ни с того, ни с сего заговорил со мной — не о тренировках видящих, не об экстрасенсорных щитах, не о культуре видящих, не об истории или законах видящих, а о настоящих личных вещах между нами, и касающихся не только меня — это совершенно выбило меня из колеи.
Конечно, все в той ночи выводило из равновесия.
Первый приступ разговорчивости Ревика случился сразу после того, как мы в первый раз занялись сексом, сразу после его первого оргазма со мной. Он в той или иной мере утратил контроль практически в то же мгновение, когда я открыла свой свет.
Он утратил контроль, затем кончил — затем, похоже, сгорал со стыда из-за этого.
Я не уверена, что это было смущение как таковое, по крайней мере, не то, что я подразумевала под этим словом. Но, пожалуй, это самое близкое к смущению, что я чувствовала от Ревика.
Однако он открыто говорил со мной об этом.
Он предельно ясно дал понять, что именно открытость моего света стала причиной, по которой он сорвался. Он сказал, что это ощущение меня там, ощущение меня в этом плане. Ощущение настоящей меня, пока его член удлинился во мне. Комбинация этих факторов определённо заставила его кончить, Ревик сам мне сказал.
Он сказал, что когда он утратил контроль над своим светом, его тело естественным образом последовало.
Свет для видящих — дело важное, я это знала.
Я постепенно приходила к пониманию, что свет играл особенно большую роль, когда дело касалось секса.
И все же вся эта ситуация шокировала меня.
Не сами разговоры как таковые. Хотя и это меня удивило.
Нет, на самом деле меня шокировала откровенность Ревика.
Его реакция на мою открытость с ним шокировала меня, как и его интерес в стимулировании этого, в попытках заставить меня открываться для него всякий раз, когда он просил, и так сильно, как он просил, особенно когда мы трахались. Его манера выражаться шокировала меня, его откровенная конкретность и совершенная беззастенчивость, когда он описывал какие-то моменты, связанные с нашими телами и живым светом.
Сама его готовность говорить со мной обо всем, чего он хотел, шокировала меня — даже если не считать, что он вообще ни разу не стеснялся в выражениях.
Его прямота шокировала меня и в других отношениях.
Он прямо говорил о том, что он чувствовал, и с какой интенсивностью. Эмоции, которые я уловила за некоторыми его просьбами, тоже шокировали меня.
Его полное отсутствие фильтров шокировало меня.
Почему-то тот факт, что мы двое наконец вместе, по крайней мере, в этом отношении, превратил Ревика в существо, которое я едва узнавала.
Однако вскоре после этого он вновь сделался тихим.
Может, потому что почувствовал мою ошарашенную реакцию на перемены в нем.
Может, потому что я совершила ошибку и поддразнивала его на этот счёт, хотя в то время мои слова, похоже, ничуть его не обеспокоили.
Может, дело вообще не в том, что я сказала или сделала. Может, Ревика беспокоило то, что он утратил контроль. Может, он все ещё беспокоился, что напугает меня, слишком на меня надавит или скажет слишком много.
В эти недолгие болтливые моменты он шутил, что хочет дать мне причины не уходить от него — причины, по которым я бы захотела хранить ему верность. Он шутил про то, как он потерял контроль, кончил слишком быстро, оттрахал меня в тот первый раз, как сексуально неопытный подросток. Он шутил о том, что секс для меня, должно быть, оказался не самым лучшим, и ему нужно привыкнуть к моему свету, пока я его не бросила.
Он говорил мне, что мой свет другой, но не особо углублялся в детали. Он сказал, что ему нужно привыкнуть к этому отличию, пока я не заскучаю и не стану раздражаться из-за его нехватки самоконтроля.