Но выхолощенные, сокращенные истории, хоть и полезны при диагностике, мало напоминают рассказы, с которыми пациенты приходят к врачам. Врач выбрасывает из этих рассказов все личное, чтобы составить собственную версию, и в процессе забывает, что это делается ради помощи конкретному человеку. Человек – это не только болезнь, но порой врачи об этом не задумываются. Когда они начинают путать историю болезни с собственно пациентом, то внушают последнему ощущение, что медицина – холодная и бесчувственная наука, безразличная к его страданиям, то есть полная противоположность тому, какой она должна быть.
Доктор Нэнси Энгофф – декан по работе со студентами медицинского факультета Йельского университета. Год за годом она наблюдает, как сотни студентов на разных курсах проходят свой путь от абитуриента до врача. По ее мнению, медицинское образование слишком много внимания уделяет болезням, но не пациентам. Она морщится, когда слышит, как пациента называют по его болезни или номеру палаты, и расстраивается, когда при обсуждении диагноза не учитываются возможные трагические последствия для больного. Она беспокоится, что ее подопечные, став врачами, забудут, как важно говорить с пациентом, слушать его и сочувствовать ему. Ее мучает ощущение, что в процессе овладения медицинским языком и культурой они лишаются сострадания, которое определило их выбор профессии.
Когда Энгофф только стала деканом, она решила, что обязана препятствовать этой трансформации. Причем с самого начала, с первого дня учебы.
– Студенты приходят к нам в полном восторге от того, что будут заниматься медициной. Они хотят помогать больным, а медицина – тот инструмент, которому это под силу. Вот почему они здесь. Но на медицинском факультете учат лечить не пациентов, а болезни. Я же хотела с первых дней привлечь их внимание именно к пациенту.
По инициативе Энгофф в первый день занятий на медицинском факультете Йеля студенты получают «прививку» от излишней зацикленности на болезни и от деперсонализации пациента, доминирующих в современном медицинском образовании. С этой целью она демонстрирует студентам разницу между историей пациента и историей, которую формирует для себя врач.
Вот почему теплым сентябрьским утром я вернулась в аудиторию, где провела большую часть своих первых двух лет учебы на медицинском факультете. Мне предстояло увидеть, как следующее поколение студентов-медиков получит урок – об историях, которые рассказывают нам, и историях, которые рассказываем мы как доктора.
Энгофф, невысокая стройная женщина слегка за 50, поднялась на кафедру, и разговоры взволнованных первокурсников, сидевших в зале, сразу стихли. После короткого приветствия она сообщила, чем нам предстоит заниматься дальше. Нам представят две версии одной истории: сначала так, как рассказал ее пациент, а затем так, как записал бы ее врач, принимающий его в госпитале.
Истории должна была рассказывать доктор Алита Андерсон. Доктор Андерсон оказалась молоденькой чернокожей женщиной, не старше 30. Выпускница медицинского факультета Йеля (2000 года), она целый год проводила опросы пациентов об их пребывании в больнице. Все, кого она опрашивала, были афро-американцами, в основном из бедных слоев, преимущественно необразованными. Все неоднократно сталкивались с системой здравоохранения, но лишь иногда оставались удовлетворенными. Теперь Андерсон ездила по стране и знакомила людей с историями, собранными в процессе разговоров с этой категорией пациентов, к которым обычно мало прислушиваются.
Андерсон обняла Энгофф, а потом медленно прошлась по сцене. Своим хрипловатым голосом она затянула грустную песню. Слов я не понимала, и сама песня была мне незнакома, но звучала она как спиричуэл.
Андерсон поставила посреди сцены стул и закончила песню. Мгновение она посидела молча, а потом сказала с характерным южным акцентом: «В июне 1967 меня отправили во Вьетнам. Я оказался в Первой пехотной дивизии. В первый же вечер я попал в засаду». Она выступала без декораций, даже без костюма, но благодаря ее голосу и актерской игре я словно воочию видела перед собой чернокожего мужчину средних лет, который так и не оправился после сражений и плена в тот первый год Вьетнамской войны. Она описывала его – полностью сломленного посттравматическим стрессовым расстройством, наркотиками и алкоголем. Представление впечатляло до глубины души.
Андерсон по-прежнему с интонациями этого обреченного мужчины описывала особенно печальный эпизод из его жизни. «Как-то я напился. Распоясался, сильно буянил, и моя сестра, мой самый близкий человек, ушла и сказала, что больше не хочет меня видеть. Я вышел на улицу и выкинул бутылку в мусорный бак. Пообещал себе, что никогда не стану больше пить. Я правда хотел бросить, но на следующее утро, когда открылся магазин, побежал туда за новой бутылкой. Бывает так, что люди хотят завязать, но у них не получается. Это все козни Сатаны – и наркотики, и алкоголь».