Выбрать главу

Из воды вынырнул молодой метис с зелеными миндалевидными глазами. Его густые волосы, взбитые, как корона, и покрытые, словно жемчугом, капельками воды, были скреплены ярко-синей гребенкой. Был ли это подросток с повадками мужчины или мужчина, похожий на подростка? Я снова бросилась в воду, мне хотелось, чтобы он меня оставил в покое. Он плыл рядом со мной. Нырял, снова появлялся, обнял меня за талию. И повел за собой. Мне хотелось развернуться и высвободиться. Он схватил меня за руку и указал на коралловую преграду. Я поняла, что он приглашал меня последовать за ним. Я отрицательно покачала головой. Он кивнул, и мы рассмеялись. Так началась наша прогулка. Он избавил меня от всякого усилия, он нес меня, отталкиваясь ступнями ног, словно это была пальмовая ветвь. Лежа на спине, он поддерживал меня руками. Отражение солнца в воде было невыносимым. Я закрыла глаза. Он говорил мне что-то отрывисто по-испански. Выпустил меня, отплыл, нырнул и вернулся с ракушкой. Я плыла, рассекая воду. Но он был быстрее меня, плывя надо мной и подо мной. Он ласкал меня.

Легкие, как пена, словно огромные головастики, мы бороздили воду. Мы ныряли, как влюбленные зимородки, без памяти от воды… Летающие рыбы или влюбленные дельфины… Я попробовала вкус морской воды на его губах. Мы лежали на воде, его лицо было рядом с моим, его длинные ноги переплелись с моими, непорочность этих мгновений была бесконечна. Вода нас благословляла, соединяла, соблазняла, возрождала, возвышала, делала более красивыми.

Я начала уставать. Подошло время, чтобы этому блаженству наступил конец. Передо мной, насколько хватало глаз, простирался пейзаж с песчаной полосой, окаймленной кокосовыми пальмами. Доминиканец что-то говорил, проглатывая «р», что делало трогательной его интонацию. Он целовал меня в шею, губы, лицо, лоб. Наконец мне удалось добраться до берега.

Когда я уходила, зеленые глаза моего водяного расширились, а его синий гребень, который он не обронил во время игры в жмурки, походил на восклицательный знак.

Кожу стягивало от морской соли, мне надо было обмыться пресной водой. Я поднялась к дому. Быстро нашла дорогу и под впечатлением от нового места долго стояла под душем в ванной комнате. Вымыла волосы. Вода лилась ручьем, я плескалась в потоке. Я осторожно набальзамировалась увлажняющим кремом и мазью от солнца, лучи которого казались менее обжигающими из-за легкого ветра, дувшего с моря. Подкрасила губы. Затем выбрала купальник сине-павлиньего цвета, сочетавшийся с туникой, на которой птица раскрывала веером свой хвост. Взяла огромную шляпу из красной соломки, которую прихватила с собой из Нью-Йорка. Грегори купил мне одежду для пляжа в магазине итальянской высокой моды. Осторожно ощупала матерчатую сумку, проверяя, засунула ли пачку сигарет и легкое успокоительное. Таблетку можно было разделить пополам, слегка нажав ногтем. Я была готова встретиться с семьей Грегори.

Я отправилась на поиски. Богатые люди, которых видишь на телеэкране или в кино, обычно встречаются у бассейна. Невозможно было вообразить, что в хрустально чистой атмосфере, которой был окружен доминиканский остров, меня ждали в закрытой библиотеке, отравленной кондиционированным воздухом, куда бы я нерешительно вошла и где я увидела бы неподвижного тучного человека, уставившегося на меня широко раскрытыми глазами. Я обратилась бы к нему и, не получив ответа, чуть дотронулась бы до его плеча, и он упал бы на письменный стол, чтобы я могла разглядеть всаженный в затылок ледоруб. Профессиональные убийцы, должно быть, обучаются анатомии.

Погруженная в столь радужные мысли, перед тем как выйти из комнаты, я разобрала кровать и пришла в восторг от матраца. Не было сомнения в том, что, если бы за ним не присматривали, он передвигался бы самостоятельно, под звуки мелодии. Настоящая механическая колыбель.

Я надела босоножки, которые приподнимали меня на шесть сантиметров, отчего еще больше походила на роковую женщину. Грегори купил мне две платформы из пробкового дерева, над которыми возвышалась паутина из золоченой тесьмы. Столько работы, чтобы, надев их, одержать верх в первые минуты словесной баталии.

Я вышла, прошла под аркадами внутреннего дворика, почти натолкнулась на дверь, которую осторожно приоткрыла. Увидела бассейн в форме морского гребешка. Три раскрытых пляжных тента в ожидании будущих дегустаторов завтрака. Повсюду столы, стулья, кресла. Царство дерева или белого пластика.

Доминиканка в блузке в сине-белую полоску принесла на подносе два кофейника внушительных размеров, за ней следовал метис с чашками, а под салфетками с дразнящими бугорками, вероятно, были булочки. Мне очень хотелось есть. Я подошла к ним, поздоровалась и была встречена, как, должно быть, встретили блудного сына. Я схватила кофейник, налила себе наконец черного нектара, служанка добавила молока, а слуга предложил мне еще теплые рогалики, о чем я не смела и мечтать, они были прикрыты белыми салфетками.

В моем распоряжении были молоко и несколько рогаликов. Божественный праздник. Пусть осмелятся сказать, что не в деньгах счастье, немного счастья они все же приносят!.. Я чувствовала, я ощущала запах денег. Запах, в основе которого были растворимые доллары, включал разные элементы: кофе, горячие рогалики, мебель из пластика под солнцем, средства защиты от ультрафиолетовых лучей и очень много цветов. Дым очень дорогой сигареты висел в воздухе. Кто-то невидимый курил, наблюдая за мной. Чернокожий служащий скоблил дно бассейна в поисках оброненных волос. Он включал под водой пылесос, захватывавший иногда листья.

На дне своей сумки я искала сигарету, мне хотелось закурить, чтобы казаться невозмутимой. В одной руке чашка, в другой – сигарета, лицо наполовину скрыто очками, красивые ноги в босоножках высокой моды, я думала с сочувствием о пастухах, которым приходилось ходить в бахилах по болотам.

Жара усиливалась, я впитывала запах денег. Мне нравилось воспринимать через запахи эту роскошь. Мой взгляд подмечал малейшую деталь этого абсурдного по своей красоте убранства. Не встретив Грегори, я бы никогда не увидела этого великолепия. Я была здесь, потому что мне хотелось быть здесь, никто не принуждал меня прогуливаться в частном самолете. Однако ожидание здесь мне казалось странным. Я встала, чтобы отправиться на поиски Грегори, и увидела мужчину среднего роста, немного взъерошенного, в белом банном халате. Он направился ко мне, бросив «привет». Подойдя к столу, он налил себе кофе и сказал мне:

– Вы та самая french girl Грегори, как я полагаю? Я не решалась ответить, так как он был самоуверен.

– С тех пор как о вас говорят, – сказал он, жуя, – вы тасуете наши карты…

– Я не понимаю, о чем вы говорите… Объяснитесь.

Он задумался и уставился на меня.

– Вы очень легко объясняетесь по-английски. Очень свободно.

Как еж, свернувшийся клубком, выставив все иглы, я была готова вонзить их в руку, которая дотронулась бы до меня. Я сказала:

– Я нахожу странным поведение Грегори.

– Вы действительно не в курсе?

Половина его рогалика, разбухшая от жидкости, плюхнулась в чашку. Я повернула голову и увидела, что идет Грегори, спокойный, вежливый, делая мне знаки. Так подает знаки собаке, привязанной у магазина, чтобы ободрить ее, когда возвращается, счастливый обладатель. Я не визжала и не подпрыгивала. Грегори поцеловал меня в обе щеки. Я протянула ему губы, он прикоснулся ко лбу. Все это нравилось мне.