– Грегори, мне тебя недоставало. Я разговариваю с этим господином. Надо бы нас представить, наверно… Он говорит странные вещи.
И я указала на незнакомца. Грегори смутился.
– Не сердись. Он никогда не называет себя, знакомьтесь. Его зовут Джереми Браун.
Я поморщилась, у меня стянуло кожу. Вероятно, обгорела на солнце в воде.
– Господин Браун расспрашивает меня. Он спрашивает, неужели я действительно не в курсе… Чего? Грегори? Вы заключили пари, в которой ставкой была я?
– Ставка? Нет, – сказал он.
И в свою очередь налил себе кофе.
Доминиканка, которая должна была следить за жестами этих господ, вернулась, покачивая бедрами, и принесла другие кофейники.
– Все будет хорошо, дорогая Лори. Не надо беспокоиться.
Чем больше он меня заверял, тем хуже я себя чувствовала. Джереми наблюдал за мной. При этом он поглощал третий рогалик. Грегори налил себе еще кофе.
– Ты хочешь кофе, Лори?
– Грегори, мне неприятна эта тягостная атмосфера… Что происходит в этом доме?
Я быстро соображала. Лучше было уехать отсюда. Мне было страшно. Я хорошо спрятала свои франки в комнате. Я попрошу, чтобы меня отвезли в Санто-Доминго. Там я смогу затеряться, подыщу себе место на несколько дней, чтобы успокоиться. Я воспользуюсь случаем, чтобы пожить в этом земном раю до начала учебного года. Но мне следует забрать свои чемоданы и найти небольшую гостиницу, чтобы все обдумать. Мне казалось, что с чемоданами миллионера добраться до рыбачьего дома гораздо труднее. Я могла бы устроиться ненадолго в Хуанхилло, но назойливое ухаживание рыбака сегодня утром настораживало.
Пока что мне больше не хотелось никакого мужчины. Мне хотелось моря. Только моря. Кокосовых орехов. Обмолвиться парой слов, но не с соблазнителями, не с бабниками, не со слишком смелыми. У меня было достаточно мужчин. Мне больше не хотелось ни физического удовольствия, ни умелых или неловких рук на моих грудях. Ни растроганного до слез от радости, огорчения или волнения любовника в моих объятиях. Никаких мужских эмоций, ничего в этом роде.
Взъерошенные, пылкие, слишком молодые, озабоченные, искренние или лицемерные, до акта все они были необычайно нежными, обходительными, робкими, надежными. Это потом они менялись. Мужья или любовники, приходя в себя после пережитого момента, все они, без всякого исключения, спрашивали, была ли я счастлива. Мне больше не хотелось никого, ни сокрушающегося о своей собственной судьбе, ни благодарящего, как если бы я была книгой, которую дарят в конце учебного года. Мне хотелось безбрачия, разделенного только с кокосовыми орехами и ласками моря. Мне больше не хотелось ни «единственного», ни «обычного», ни «замечательного», ни «незабываемого». Сложные мне надоедали. Простые погружали меня в тоскливое ожидание. Без всякого сомнения, у меня было слишком много мужчин. И если роскошь, в которой я находилась, была чревата опасностью, то было бы лучше убраться отсюда. Однако, подчиняясь разуму, чтобы справиться с напряжением, мне следовало проявить выдержку. Если бы я могла пожить несколько дней здесь, не обращая на них внимания, и подарить себе несравненные каникулы… Если бы это были нормальные, неспособные причинить вред люди… Это бы меня устроило. В доме достаточно места для всех собравшихся.
Итак, я ждала, натянутая и вежливая. Грегори выглядел плохо. Он держал меня за руку.
С другой стороны большой террасы появилась группа. Она приближалась к нам, словно торжественная процессия. Я не осознавала того, что видела. У меня появилось желание протереть очки. Впереди шла элегантная сухопарая огромная женщина, ее шею обхватывало несколько ожерелий из золота высокой пробы. На ней были остроконечная шляпа в форме пагоды, черные, как сажа, очки, шелковая одежда – блузка и брюки, все это должно было уберечь ее от солнца. Меня охватило фантастическое ощущение, что я ее уже видела. Мужчина, следовавший за нею, мне казался тоже знакомым. Я была даже убеждена, что я его где-то видела не так давно. Но где? Где и когда я могла бы встретить этого человека с безупречными манерами, состарившегося с редкой изысканностью. Я обратилась к Грегори.
– Грегори? Мне нехорошо. Нет никакого основания думать, что я их уже видела… твоих родителей…
– Бедняжка, – сказал он.
Чету сопровождал серьезный мужчина в белых брюках и клетчатой рубашке. У него под мышками проступали два пятна от пота в виде полумесяца. Словно две огромные круглые папки с документами.
Они подошли к столу, я почувствовала смутное желание подняться. Я не знала, что надо было делать. Среди никогда не чувствующих себя неловко созданий, выросших с боннами, мне не было места. Грегори взял меня под руку.
– Идем.
Мы сделали несколько шагов в направлении к ним.
– Познакомьтесь с Лори, – сказал Грегори. – Она очаровательна, не так ли?
– Очень молода, – сказала женщина.
И она протянула мне правую руку, широкую и сухую, как рука старого столяра. Утратив от волнения способность соображать, я произнесла по-французски:
– Здравствуйте, мадам.
– Какая прелесть, – воскликнул отец Грегори. И он произнес медленно, но на безупречном французском языке:
– Я хорошо знаю Париж. Где вы живете? Я, когда бываю там, останавливаюсь… (и он назвал очень дорогой отель).
Словно на мониторе, в моей голове возникла сцена, место и время которой я не могла определить. Я видела этого человека на краю пропасти. Он пытался столкнуть или удержать кого-то. Мое воображение подводило меня. Надо было сдерживаться.
– Стакан воды, пожалуйста.
– Вы напали наконец на след? – спросил Джереми.
Но у меня пропало желание пить, он погрузил свои толстые пальцы с кусочками льда в мой стакан.
– Грегори, скажи теперь, – проговорила изысканная дама. – Она, похоже, смущена, малышка. Она не может понять, кто мы такие. Однако она должна была видеть репризу «Трактир мертвых богов». Французы обожают меня после «Решающей встречи». С тех пор прошло некоторое время, но это – классика.
– Моя дорогая Хелен, – сказал мужчина с потными подмышками… – Моя дорогая, вы на нее обрушили все сразу.
Вмешался, улыбаясь, элегантный мужчина.
– Я уверен, что французская публика помнит «Неизвестного из Центрального банка»… Это фантастический успех…
– Грегори?
Он вцепился мне в руку.
– Твои родители – актеры, самые известные…
– Она умна, – сказала Хелен. – Проницательна… И манеры…
– Грегори… – У меня зуб на зуб не попадал. – Ты хочешь сказать, что твоя мать – Сибилла Дэвис, а твой отец – Гарри Брюс…
Несмотря на то что пальцы Джереми побывали в моем стакане, я должна была попить воды, я была на грани обморока. Фаянсовый пол террасы уходил у меня из-под ног. Я оказалась перед двумя великими актерами Голливуда.
– Грегори, ты их сын? Неудивительно, что ты психопат.
Потевший мужчина предложил мне сигарету.
– Я Сэм Аппенстайн, продюсер. Огня?
Меня бросило в дрожь, он регулировал пламя своей зажигалки в соответствии с моими движениями. Левой рукой я рылась в сумке, пытаясь отыскать упаковку аморфиля. Мне казалось, что если я приму успокоительное, то смогу постоять за себя.
Хелен села, каждое ее движение было сдержанным, спокойным, размеренным, словно она была перед кинокамерой. Грегори обнял меня за плечи.
– Ты потрясающая, – сказал он. – Ты невозмутима…
– Действительно, – добавил Джереми. – Эта молодая женщина исключительна. К счастью для нас.
Я подбирала слова. Я говорила медленно.
– То, что я знаю твою мать и твоего отца благодаря фильмотеке, это – удача. То, что они передо мной, это – событие.
– Что такое фильмотека? – спросила Хелен.
– Это место, где показывают старые фильмы. Черно-белые.
– Я снималась и в цветных фильмах, – запротестовала Хелен. – Вы не видели «Тень любви», в котором я снялась с покойным Кларком?
– Каким Кларком?
– Гейблом, дорогая. Гейблом… Вмешался Гарри.
– Мы не из немого кино. Это вы молоды, очень молоды. Однако Эла вы должны были легко узнать. Ему только сорок лет.