– К тому же, вы оба любите море, – добавил Штефан.
И я не нашелся, что ему возразить. Ведь я действительно очень люблю море.
– Рада знакомству, Немо!
– Садись с нами, Немо!
Я официально стал Никем. Что ж, капитан, не худшее соседство! По крайней мере, вы бывали с собой честны. И на ваших историях выросло пару поколений очень достойных мальчишек.
Не беспокойся. Это всего лишь на две недели. После этого ты вернешься к своей жизни. Будешь писать проект, просиживать джинсы на задних скамьях лекториев, питаться бутербродами с колбасой и звонить домой в Днепропетровск дважды в день, чтобы сообщить, что ты все еще жив. А пока ты для всех интересующихся уехал в Гдыню на семинар.
Всего две недели жизни в лаборатории, две недели в роли маленькой белой мышки для опытов. А потом все вернется на свои места.
Ужасно захотелось уткнуться в планшет или хотя бы почувствовать прикосновение к ушам кожаных ободков верных «Sennheiser» и грозовую свежесть первых аккордов любимых песен. Захотелось бросить все и поехать домой. Пообедать, почитать чего-нибудь, поругаться с соседями по квартире из-за немытых чашек или любой другой ерунды.
Просто хотелось домой. В свою жизнь. В свое имя.
А еще было немного страшно.
Терпи, Немо.
Мы еще немного посидели на ступенях вокзала, болтая о всякой ерунде. Оказалось, что Амар видела всего пару серий «Симпсонов»! Я тут же горячо вызвался это исправить и даже полез за верным смартфоном. Так и застыл, глядя на появившуюся из кармана пустую руку. Loading, please wait.
– Похоже, наш Немо еще не до конца отказался от мира, – прокомментировал Штефан.
Амар засмеялась. Внутри меня расцвела охапка ромашек.
Мы отправились гулять по городу. День засыпал, зажигались фонари. Мне доверили нести тамтам.
– Немо, а ведь ты продал всю свою жизнь, верно? Значит, жить тебе тоже негде?
Ой. А вот об этом мы с Ниной Максимовной как-то не подумали.
– Что будешь делать? Хостел? Вокзал?
На койку в хостеле на целых две недели мне бы не хватило. На вокзал идти было страшно.
Больше идей не было.
Я растерянно скользил взглядом по красивым старинным домам Тираспольской. Помнится, так сложно было привыкать к одесскому произношению названия этой площади. Казалось бы, Тирàсполь – значит, Тирàспольская. Но в Одессе ничего и никогда не бывает логично. Это город-хаос, живой и бестактный. И площадь там Тираспòльская. Могу только представлять степень возмущения настоящих тираспольцев.
– В общем, идти тебе некуда, – подытожила Амар. – Значит, к нам?
Вот так просто. Эта девушка, сложенная из бобов кофе и какао, вот так просто зовет меня к себе жить. Мы знакомы несколько часов, а она приглашает меня к себе под крышу. Сердце мое гулко заколотилось.
– К вам?
– Ну да. Мы со Штефаном живем здесь недалеко, снимаем комнату в коммунальной квартире. Но санузел у нас свой! И на общую кухню мы не ходим, готовим у себя. Комната большая, светлая, тебе понравится.
Особого выбора у меня не было. Не на улице же спать, в самом деле. Я согласился.
И мы пошли домой.
В подъезде пахло кошками, рыбой, жареной картошкой и чем-то кислым. Ступени были разбиты в крошку, и перед каждым шагом я задерживал дыхание и группировался на случай падения. Мимо хвостатой тропической птицей пролетела Амар и скрылась где-то на верхних этажах. Ее смех никак не мог покинуть мои уши, блуждая в лабиринтах каналов, набивая свой ритм на барабанных перепонках, как на живых тамтамчиках. Штефан шел рядом, подстраиваясь под мой осторожный шаг. Мужская солидарность.
– Там в квартире еще несколько людей с нами живут. Амар их всех очень любит. Постарайся принять их сразу, и никого из них не суди, хоть бы и в мыслях. А то Амар почувствует и расстроится. Знаю, это сложно, но ты постарайся.
Я кивнул.
– Ты влюбился в Амар, – сказал Штефан с утвердительной интонацией. Он даже не посмотрел на меня – просто продолжал подниматься по лестнице. Я хотел было возразить, но не нашелся что сказать. Спорить со Штефаном почему-то не получалось.
– Амар одержима религией, ты должен это знать. Она мечтает любить всех людей на свете, как Христос, и тяжело работает над собой. Стартовые данные у нее для такой цели были не очень. Мать атеистка, очень сухая женщина, художница, рисующая строгие реалистичные портреты. Отец пьяница, совершенно безвольный, ненавидящий свою работу. Я жил у них какое-то время, когда мы с Амар были у нее в городе проездом.