Прорезав ряды швейцарцев, первые ряды французских и итальянских латников увидели впереди себя два десятков возов, но они никак не могли заподозрить, что перед ними подобие крепости, что стало их ошибкой. Они не осознали ее даже тогда, когда за возами появились английские лучники, продолжив свой стремительный бег. Ливень белоперых стрел накрыл железную волну. Раненые лошади пронзительно ржали от боли и страха, сбрасывая всадников. Стрелы настигали и самих всадников, которые, то там, то здесь вылетали из седел; кто - раненый, кто - мертвый. Вот одна из стрел ударила точно в прорезь шлема несущегося на полном скаку тяжеловооруженного кавалериста. Латник конвульсивно дернулся, секунду или две еще удерживался в седле, потом повалился навзничь. Ноги другого мертвеца запутались в стременах, и испуганный конь протащил тело еще некоторое расстояние, и после того как избавился от него, помчался дальше один. Спустя секунду еще два всадника вылетели из седел. Один был мертв, зато другой, получив стрелу в предплечье, просто не смог удержаться в седле. Его участь была более страшна, чем его просто бы убили. Он попал под копыта мчащихся во весь опор коней. Я видел, как его тело пару раз изогнулось от боли под копытами, а затем неподвижно замерло. В пятидесяти ярдах от меня подстреленный конь бился в агонии, его истыканная стрела шкура, была вся залита кровью. Вот еще один всадник зашатался в седле со стрелою в груди и упал назад, лязгая доспехами. Тетивы и стрелы пели песню смерти.
Я посмотрел в сторону графа, но тот стоял и как завороженный смотрел на поле боя. За его плечами стояла сотня легкой кавалерии, его последний резерв.
Поняв, что возы это ловушка, латная конница Буанаротте, растекаясь по обе стороны перед обозами, начала обходить их с флангов. Я плюнул на стратегию графа, птицей взлетев в седло, закричал:
- Руби!! Святой Георгий!!
- Святой Георгий!! - подхватили за моей спиной клич - девиз латники и бросились на врага. Уже вступив в схватку, я успел заметить, как резервная сотня графа, пошла в атаку, но этот отчаянный шаг уже ничего не смог изменить, а только оттянуть поражение.
Бугрунцы, ввязавшись в бой у возов, потеряли все то, что предвещало им победу - напор и стремительность, теперь они просто давили на нас своей массой и если бы не ливень стрел, они бы смели нас за десять минут. Я не мог знать, что в эти минуты, погиб рыжий баварец, после чего его солдаты кинулись врассыпную, тем самым, оставив швейцарцев с врагом один на один. Когда те, оказавшись прижатыми к возам, получили весомую поддержку в виде английских стрел, это заставило их еще ожесточенней обороняться.
Битва была проиграна и все это понимали. Сейчас лишняя минута на поле боя забирала жизни моих солдат, а этого я допустить не мог. Вырвавшись из схватки, нашел глазами лейтенанта швейцарцев, закричал: - Вернер!! Шиффель!! Отходим!! - затем закричал, надеясь, что меня услышат: - Кеннет!! Сэм!! Егерь!! Отходить!!
В этот самый миг, рубящийся передо мной английский латник, замахнувшись мечом на противника, вдруг замер, потом дико закричал и закачался в седле, следом за ним другой англичанин, с залитым кровью лицом, обмякнув, упал лицом на гриву своего коня.
Сначала отступили лучники. Их прикрыли швейцарцы и мы. Граф, наконец, понял, что все кончено, собрал всех кого можно и присоединился к нам. В этот самый момент мы услышал звуки боя на холмах - там сражались тяжелые латники Бузонне, но сейчас это было для нас бесполезно. Как я позже узнал, наша латная конница завязла в обозах и попала под удар вражеских арбалетчиков и пехоты. Возглавляя одну из атак, сам Бузонне был ранен и попал в плен, после чего его конница была рассеяна и бежала с поля боя.
Мы отступали медленно и трудно, оставляя на пожухлой траве своих бойцов - славных парней, которые уже никогда не вернутся домой. Поле битвы, куда не кинь взгляд, было усеяно телами павших воинов, конскими трупами, знаменами и изломанным оружием.
Уйти от окончательного разгрома мы смогли, достигнув неглубокой, но быстрой речушки. Лучники с ходу переправились на тот берег, после чего прикрыли нас, швейцарцев и остатки нашей кавалерии. Бой на берегу был коротким, но кровавым и жестоким до предела. Я переправился одним из последних. Вместе со мной из боя вышли двадцать три, оставшихся в живых, латника. Большая их часть осталась лежать на поле боя и у переправы.