Кардинал открыл машину. Молодой человек присвистнул, увидев на месте задних сидений разложенную постель…
— Подожди… — остановил молодого друга кардинал — давай отъедем…
Синие всполохи мигалки — метнулись в окне в тот самый момент, когда кардинал Франсуа Бушерон почти достиг пика наслаждения. Короткий лай сирены и требовательный стук в стекло — и кардинал с ужасом понял, что он вляпался…
— О, Боже.
Кардинал метнулся куда-то в сторону, и упал, запутавшись в спущенных брюках.
— У тебя есть деньги? — Жером сохранил присутствие духа
— Да, да…
Так… спокойно. Деньги. Деньги! Деньги!!!
В бардачке Опеля на всякий случай лежало пять тысяч рейхсмарок, новенькими, хрустящими, невероятно притягательными купюрами по пятьсот рейхсмарок каждая. Это — его пропуск к свободе, столько — патрульный полицейский получает за два месяца…
Кардинал метнулся к бардачку. Деньги… вот они. Путь к свободе…
И в это время — его бок пронзила такая боль, какую он помнил только один раз, когда ему стало плохо во время службы и пришлось вызывать Скорую. Тогда у него диагностировали предынфарктное состояние, хотя тогда все обошлось.
Кардинал повернулся, прямо с деньгами в слабнущей руке и недоуменно посмотрел на Жерома, сжимающего в руке длинный нож для колки льда, похожий на крысиный хвост, на капающую на простынь кровь. Жером улыбнулся — и ударил кардинала ножом еще раз…
Жером — его имя, конечно было другим, так то он был польским евреем — дождался, пока кардинал не перестанет ворочаться, как мог, вытер кровь, проверил, не осталось ли кровавых отпечатков пальцев. Впрочем, его отпечатки еще не было известны ни муниципальной полиции, ни всезнающему гестапо. Убрал нож… скорее даже спицу, один конец которой был обмотан синей изолентой, а другой — заточен как игла во вшитую кобуру в джинсах, подтянул джинсы, кое-как застегнул рубашку. Не забыл забрать деньги, перед тем как вылезти из машины. Впрочем, этот козел говорил, что можно забрать любые деньги, какие он найдет. Немного подумав, все же решил снять и часы. Не слишком хорошие — но всем равно можно толкнуть жирному Полю, на пятихатку, наверное, потянут…
С независимым видом, Жером вылез из машины. Его наниматель стоял рядом — пожилой на вид, неприметный, с морщинистым лицом и вечными черными очками на роже.
— Все? — спокойно спросил он.
Жером отступил в сторону
— Можете убедиться…
Наниматель протянул руку, потрогал пуль на шее убитого монсеньора. Жерар заметил, что на руках у него тонкие, почти незаметные перчатки. Осторожный и опасный господин. Когда они еще не знали, кто он такой — они его попытались ограбить. Втроем, с ножами. Барро с этого дела вышел законченным инвалидом.
Но сейчас — он все равно ничего с ним не сделает. На улице… не посмеет.
Мигалка — гарантировала отсутствие интереса со стороны прохожих. Здесь привыкли доверять полиции — хотя полиция не всегда этого заслуживала.
— Деньги! — напряженно сказал Жером
— Сколько я тебе должен? — спокойно спросил наниматель.
— Пятьдесят, как и договаривались! Не темни, мужик!
Наниматель — спокойно вытащил из кармана новенькую пачку купюр по пятьсот в банковской упаковке. Жером зачарованно уставился на деньги. Он был мелким сутенером, охранял шесть проституток, в числе которых была его родная сестра, а они ему за это платили. За деньги — десять сразу и пятьдесят потом — он был готов продать, что свою сестру, что свою задницу, что сейчас и сделал. Но максимум, что он видел в жизни — это помятая, пропитанная потом сотня. Пачка пятисотенных в банковской упаковке была чем-то из другого мира. Из мира триллеров, которые крутили в синематографе, где немногословные герои разъезжали на скоростных машинах, летали на вертолетах, обменивались блестящими кейсами с деньгами и управлялись с огнестрельным оружием с той же легкостью, с которой ему никогда не научиться. У него был револьвер, но все что он о нем знал — подойди как можно ближе и нажми на курок. Желательно, если жертва будет к тебе спиной. Жером не был игроком высшей лиги и его крысиный, воспитанный улицей инстинкт буквально вопил об опасности. Но жадность пересилила, и он хватко цапнул пачку…
— Трать понемногу…
— Не учи моченого, дядя! — огрызнулся Жером, захлопывая дверцу Опеля.
Наниматель ничего не ответил. Он просто снял мигалку и сел в свою машину, в небольшой универсал Рено.