Рассеивается предутренний туман.
Исчезают великие тени.
Охохонюшки…
Аристократическое
Одна знаменитая писательница, которая любит посылать отборным матом своих же поклонниц, сказала обо мне, что я, мол, ярмарочный шут.
Мама заметила как бы вскользь:
– Она, наверно, аристократка: у нее все отборное – даже мат. А у тебя и мат-то простенький, так себе матерок – бля да бля… Простенький, как ты сама, матерок-то…
У кого в России больше
Поэт в России больше чем поэт
Один поэт (щас не помню фамилии) все время уверял, что в России у него больше.
Но ему поначалу никто не верил.
Говорили: вот прямо как в России – и сразу увеличивается? Так, что ли?
А он им отвечал, что сам поражается: стоит пересечь границу, как сразу – больше! Прям чувствует – всё больше и больше! На глазах прям растет.
Получается (говорили ему другие поэты, которые невыездные), у иностранцев у этих – меньше? У всех? Или только у поэтов ихних – меньше? Чем у наших?
И хотелось им в заграницу в эту, и в то же время боязно было – поедешь, а там еще возьмет да уменьшится, а потом может вообще не увеличиться… Хрен его знает, таинственная это вещь – физиология.
Но поэту этому верили: у него как-то так удачно все получалось: там – меньше, здесь – больше.
И никаких сбоев.
Но тут рухнули все препоны и рогатки, железный занавес грохнулся с лязгом и скрежетом, и поэты, даже те, что страшно опасались, что станет меньше, осторожно пересекли границу.
Не без трепета, так сказать.
С одной стороны, заграница эта манила: витрины там, проститутки в свободном доступе, тряпки, джинсы всяческие…
А с другой…
Ну, вы понимаете… Страшно.
Но все же как-то преодолели, джинсы и проститутки победили: да и русский человек – отчаянный, сами знаете.
Тем паче – русский поэт.
Один мне сам признавался: думаю, ну и фиг с ним! Пусть вообще хоть исчезнет! Зато на мир погляжу! А то этот мой Мухосранск осточертел: одно и то же, одно и то же… Жена его, правда, рыдала: как на войну провожала; всё причитала, что у нее тут только-только расцвет ее женской жизни настал (поэт завязал перед этим месяца за два), а тут опять такая напасть – будет теперь меньше. Но он ее заверил, что лучше меньше, да лучше. Плюс пообещал косметики привезти.
С тем и отправился.
Другой, тоже поэт, особо въедливый, в этой загранице познакомился с тамошними поэтами и как-то так ловко заманил их в баню. Хотя вроде у них не принято: могут подумать типа клеится. Но он заверил их – намеком – что, мол, вообще в прошлом году про такое услышал, что бывает между мужчинами.
И так по-русски, с таким задором, с обезоруживающей улыбкой Гагарина, прокричал:
– Пойдем (говорит им) в баню! Русские поэты всегда, как только познакомятся, всех сразу приглашают в баню! Пушкин постоянно всех в баню звал, прямо с утра – едва кофию напьется, нервничать начинает: не опоздали бы его друзья-поэты в баню. Любой пушкинист вам это подтвердит, мол… Не говоря уже о Лермонтове: он и стрелялся-то оттого, что этот Мартынов зачем-то тоже пришел в одну с ним парную, не будучи поэтом. Мандельштам и Пастернак, хотя они условно русские, вообще из бани не вылезали… Ну и тэ дэ…
Ну, те и поверили.
И пошли.
Этот, который въедливый, сильно опасался, что тот, который и раньше все время туда-сюда, по заграницам, наврал, что в России у него больше. Ну а смотреть в бане, у кого там как, неловко все же, еще че подумают…
И потом баня не бордель все же, сами понимаете: что там больше-меньше в спокойном состоянии, черт его разберет.
Ну, и этот поэт так и не понял ничего.
Вернулся в Россию в полном недоумении.
И сам запутался: ощупывал себя, в зеркало пялился. Один раз жена его за этим занятием застала и по своей мещанской ограниченности разрыдалась.
В общем, вопрос так и остался открытым: больше или меньше, так никто и не понял.
…С тех пор поэты всё ездят туда-сюда и уже вроде как и не боятся: вроде все на месте, ни больше ни меньше.
Но того поэта, который первым взял на себя эту миссию – отмерить, где у кого больше или там меньше, уважать не перестали.
Все же это был подвиг: взять и поехать в заграницу эту проклятую второй раз, зная, что там будет меньше.
И – не испугаться.
Злые языки утверждают, что это никакой не подвиг, а просто там джинсы дешевле и вообще…
Но мы-то знаем, что это не так.
Что поэт себя буквально на алтарь истины положил (клал – слово некрасивое какое-то) – чтобы потом сказать с полным пониманием великой миссии Поэта и Гражданина:
У ПОЭТА в России – БОЛЬШЕ!