Лахесис последовала за ней, чрезвычайно обеспокоенная.
В этот момент на дворе прокукарекал петух. Возглас глупой птицы, которая, как известно, полагает, будто своим пеньем вызывает солнце, пробудил брата Августина. Когда святой отец, выбравшись из-под шкуры, перегнулся через край полатей - посмотреть, что творится внизу,- то узрел нечто чудовищное: пан Янек Кукань из Кукани, улыбаясь своим мечтаньям, дрых как полено, а из печки "атанор" исходила тьма тьмущая, чернота, запустенье и хлад.
- Спасите! - возопил объятый страхом монах, хотя прекрасно понимал, что вокруг нет никого, кто в этой нелегкой ситуации мог бы оказать помощь ему и его хозяину, и потому в мгновенье ока съехал по лестнице на своих тощих ногах и костлявой заднице. И пан Янек, к коему вернулось ясное сознание, не успев разомкнуть век, тоже невольно горестно застонал, ибо Философское яйцо, о котором, если верить ученым книгам, именно сегодня надлежало печься с особым тщанием, очевидно, выстыло и омертвело; то, что в обозримое время должно было стать прекраснейшим и благороднейшим из всего созданного человеческими руками, ныне уподобилось табачной жиже; розового оттенка - как не бывало, как не бывало и желтого цвета предпоследней фазы.
Целый день оба чародея провели в бесплодных попытках оживить омертвелое яйцо; они поочередно дышали на него, осторожно клали под мышки, в конский навоз, слегка подогретую воду и под конец - снова - в доведенную до нужной температуры печь "атанор". но все было напрасно. Пан Янек переносил несчастье, причиной которого явился он сам, с меланхолическим спокойствием, но брат Августин, не помня себя от горя, неустанно и недостойно сетовал, оплакивая даром пропавшие семь лет беспримерных усилий и бдения.
- Что поделаешь,- промолвил пан Янек в утешение монаху.- Собственно, это то же, что смерть женщины, обремененной плодом. Ее гибель с неизбежностью влечет за собой и смерть недоношенного младенца. Разумеется, тело человеческое ведомо столь блистательным алхимиком, что он без веской на то причины не допустит смерти, а нам, грешным, довольно пустяка, к примеру, невольного забытья, чтобы творение наше погибло. Именно эта мысль посетила меня сегодняшней ночью, и то обстоятельство, что я с наслаждением задержался на этом забавном рассуждении, явно способствовало тому, что я задремал..
Но брат Августин был безутешен.
- Пан Кукань предается рассуждениям,- сетовал он,- он смакует какое-то свое сравнение, а семь лет - псу под хвост, а семь лет - пошли прахом!
Пан Янек решился наконец отворить запаянную горловину колбы и убедиться, безвозвратно ли погиб Философский камень, как это представлялось ему при взгляде на колбу снаружи. Дела и впрямь обстояли именно так, если не хуже. Вязкое вещество, образовавшееся внутри колбы, не годилось даже для склеивания горшков, ибо воняло так отвратительно, что обa мага, привычные к самым что ни на есть едким запахам, вынуждены были отворить окно.
- Что же теперь? - вопрошал брат Августин, сoкрушенный настолько, что у него переставало биться сердце и прерывалось дыхание, отчего его бородатaя физиономия обрела поразительный фиолетовый оттенок.
- А теперь мы начнем все сначала,- произнес пан Янек Кукань из Кукани.
- Но ведь это - целых семь лет труда! - возопил монах, задыхаясь.
На это пан Янек ответствовал великолепной формулой, которую история влагает в уста самых знаменитых своих мужей:
- Именно поэтому мы не вправе терять ни секунды.
ПРЕДСТАВЛЯЕМ ШЕСТИЛЕТНЕГО ПЕТРА
Они и впрямь не стали терять ни секунды, однако работать им пришлось не семь, но полных шестнадцать лет, пока они добились своего, то есть, выражаясь точнее, свежеизготовленным Философским камнем - малюсеньким зернышком, покрытым воском,- произвели первое превращение обычного свинца в чистое золото, о котором золотых дел мастер на Златницкой улице, по преданию, высказался в том смысле, что, дескать, за всю свою долгую жизнь он не видывал и не встречал золота лучшего качества; позволим себе наперед заметить, что факт этот преисполнил впечатлительного брата Августина волнением столь сокрушительным, что его слабое больное сердце остановилось навеки, и он умер прекраснейшей из смертей, которую только можно пожелать человеческому существу,- смертью от величайшей радости.
Ибо оказалось - и они убеждались в этом на каждом шагу,- что предшествующая работа над Великим творением - разумеется, если сбросить со счетов неудачный финал, произошедший по вине внезапного забытья пана Янека,протекала при исключительно благоприятных обстоятельствах, так что какие-то там семь лет, затраченные на нее, представились им чистым мгновеньем. Зато теперь оба мага вынуждены были начинать все снова и снова, и всякий раз с самых азов; в первый раз - когда у них лопнула реторта, то бишь верх дистилляционного аппарата, в которой они после тысячекратной перегонки получили то, что нам известно под названием тяжелая вода, или, скажем, во второй раз, когда из-за изъяна в стекле Философского яйца герметически закрытая колба разлетелась на тысячи осколков и серьезно поранила брата Августина, а тот еще радовался, что не лишился зрения, и так далее
Кроме того, пани Куканева, она же настойчивее, громче и яростнее обычо-|Ька за то, что он не приносит в домаш Жпочти никаких денег. Всякие проходимцы имеющие доступ к императорскому двору, прибретают замки и земли, а он, Янек Ку-Шкаяи, "вынуждает ее, мать своего первенца, ||@Й""е существование; дабы заставить ее за-jAaH Янек с сокрушенным сердцем, чаще, чем ему привычно, нацеплял крахмальный ворот-Эрый царапал и сдавливал шею, хватал по-то трость из слоновой кости - якобы тоже ^".,/ю магической силой, и, наняв экипаж, прика-|йв"везти себя наверх, в замок императора, чтобы хсреди дворян и дворянок, которых он презирал, 'ЯйьЙВЬ 'кое-что из побочной продукции своей мастерской: косметическую водичку, помады и порошки; качество их, разумеется, было исключительным, но чем больше он ими торговал, тем больше времени отнимало их приготовление.
Однако все это - пустяки. Как бы долго ни длилось изобретение Философского камня, в конце концов оно все-таки было завершено. Разумеется, всерьез утверждать, будто пан Янек, благодаря каким-то немыслимым снадобьям, изготовленным на древесном угле, при помощи примитивных аппаратов с весьма причудливыми названиями "алембик", "атанор" или "пеликан", в действительности представлявших собою всего лишь затейливо соединенные стеклянные реторты, добился превращения свинца в золото, кажется нам недостойным основательного повествования, каковым наша история намерена быть и каковым она без сомнения является. Но поскольку нельзя отказать в успехе этому алхимику, чья сверхчеловеческая терпеливость одержала верх над убогостью средств, имевшихся в его распоряжении, мы признаем его успех, вполне предвидя все етепени и формы недоверия, которые возбуждает наше признание.
Естественно, что Янек Кукань из Кукани сперва глазам своим не поверил, обнаружив, как расплавленный в сосуде свинец после помещения в него малюсенького зернышка Камня постепенно приобретает медно-зеленый, потом желтоватый и наконец золотисто-золотистый цвет чистого золота. Страшное волнение, которое при виде этого зрелища охватило и привело к смерти брата Августина, есть лишь иное проявление вполне понятной недоверчивости,- сердце его наверняка выдержало бы и не остановилось, будь зрелище вполне привычным и в полном смысле слова ожидаемым, естественным,- ну, скажем, как если бы появился золотистый цвет у гуся, запекаемого на сковороде, либо золотистый цвет у кожи, подставленной лучам солнца. Многие сверстники пана Янека тоже с недоверием и усмешкой отвергали его фантастическое рвение, к чему ученый мог бы остаться вполне равнодушен, ежели бы в числе этих скептиков не оказался человек, самый близкий его сердцу, его единственный и любимый сын.
Ибо Петр разочаровал отца, разрушив понятные изначальные надежды родителя, убежденного, что сын унаследует его увлечения и идеалы, станет его помощником, а позже - преемником; на самом же деле упорная борьба с неподатливой материей, которую пан Янек вел совместно со своим прислужником, неизменно приводила к стычкам с родным сыном,- свое отвращение к мастерской, к отцовскому образу жизни и работе Петр выказывал уже в детском возрасте. При этом надобно во благовремении заметить, что в этом втором, куда более изматывающем и безотрадном бою позиции пана Янека были ослаблены тем, что пани Афра, горько разочаровавшись в своем супруге-дворянине и императорском приятеле, слышать ничего не хотела о том, чтобы единственный ее сын стал алхимиком и, как она, не особенно выбирая выражений, высказывалась,- пожизненно приковал себя к вонючим отцовским печам, дурацким ступкам и колбам.