— Но я ему ничего не говорила, клянусь, — не выдерживает Лаура. — Не может быть, ведь это он — слышите, он — должен был поставлять мне сведения!
— А идя от вас, следил за другими! Он чертовски ловок, этот Тьерри…
— Ну, нет, — миролюбиво замечает Буржуа, — если бы он, как вы говорите, «следил за другими», то мы все были бы уже давно за решеткой.
Не успевает он договорить, как влетает мамаша Брукер.
— Господи, какое несчастье! — рыдает она. — Немцы арестовали наших — все шестеро схвачены этой ночью!
Резко оборачиваюсь к Буржуа:
— Вы что, не предупредили своих, как я вам вчера сказал?
— Уже было поздно, они ушли на задание, а вернуться с него должны были прямо ко мне, не заходя домой.
— Что за задание?
— Засечь баржу с тяжелой водой из Норвегии.
— А где их застукали? — это я уже толстухе.
— В поезде между Брюгге и Брюсселем.
— Дьявол! У Тьерри, как я и думал, были их приметы. Упустив нас, он взялся за остальных, разослав повсюду их устные описания.
Лаура бросается ничком на кровать, голося:
— Это все из-за меня, — не может она успокоиться, — я познакомилась с этим кретином.
— Ну, тут вы неправы, — перебиваю ее, — это он с вами познакомился — типчик еще тот…
— Да и потом, — опечаленно бубнит Буржуа, — вы ведь держали меня в курсе дела; вы свободны от всякой ответственности…
Тут я взрываюсь:
— Что за черт?! Вы тут в Бельгии все такие, так вас растак. Самое время почесать языки про всякую там ответственность и прочую белиберду… Шестеро наших влипли, и надо подумать, удастся ли вытащить их из гестапо.
— Браво! — восклицает мамаша Брукер.
Похоже, она поэнергичнее остальных, несмотря на свои шесть пудов веса!
ГЛАВА 16
— Вы уверены, что вне подозрений? — спрашиваю я у Буржуа. — Тьерри, застукав остальных, должен был засечь и вас.
— Дело в том, что ребята никогда не приходили ко мне домой, я виделся с каждым по отдельности в одной местной церквушке.
— Значит, по отдельности их и выследили! С чего вы взяли, что сами не под колпаком?
Несмотря на всю серьезность момента, он широко улыбается:
— Просто мы встречались у исповедальни: я переодевался священником и беседовал со своими «прихожанами». Мой брат — кюре одного из приходов Брюсселя; вся эта система работала исключительно благодаря его помощи.
Я не могу скрыть своего восхищения:
— Да ну?! Ай да Буржуа! Тогда вас, до поры до времени, можно считать «чистым»; отлично! Возвращайтесь-ка поосторожней к себе и попробуйте выяснить, где держат ваших друзей. Когда что-нибудь узнаете, свистните мне и, пожалуйста, побыстрее — время дорого!
Он вылезает через окно, толстая кабатчица — за ним. Опускаю перекладину обратно, после чего и сам, под стать ей, принимаю горизонтальное положение — когда, кроме как ждать новостей, делать нечего, лучшего варианта не придумаешь.
Рядышком тихонько всхлипывает Лаура. Нежно обнимаю ее за плечи, прикосновение к ее горячей коже вызывает легкую дрожь… в общем, явных признаков волнения стараюсь не подавать.
— Да не убивайся ты так, солнышко, пустое это все.
— Легко сказать, — вздыхает она, — они были такими храбрыми!
— Да ладно тебе, вытащим мы их оттуда!
Заметьте, сказал я это без всякого значения, как щелчком отшвыриваешь назойливого муравьишку, карабкающегося по руке. Но Лаура, истолковав все слишком буквально, садится на кровати, не обращая внимания на то, что ее грудь агрессивно подпрыгивает перед моими уже готовыми лопнуть иллюминаторами:
— Ты сможешь им помочь?
В голосе ее слышится вызов. Ну конечно, все они одинаковые, эти телочки: ведут себя так, будто ты — прядка грязных волос, застрявших в старой гребенке.
— Что ты, где уж мне! — зло усмехаюсь я. — Ты ведь прекрасно знаешь, дорогая, перед тобой — ходячий кусок гусиного жира!
— Прости, милый, ты просто великолепен, прости!
В полдень мамаша Брукер, прикрыв свою пивную лавчонку, позвала нас обедать. Она сварганила весьма аппетитный харч, который мы все втроем поглощали на кухне, а бутылочка бургундского приятно скрасила нашу маленькую трапезу. Я бы с бо́льшим удовольствием скрывался не на чердаке у толстухи, а в погребке — боюсь только, тогда было бы не до Лауры…
Мы уже почти поели, когда прибежал запыхавшийся и сильно встревоженный Буржуа.
— Ну как, — спрашиваю, — все спокойно?
— Не совсем, — едва отдышавшись, выпаливает он. — Мне удалось кое-что разузнать. Наших действительно арестовали в брюссельском поезде и отвезли в заброшенную школу, теперь перешедшую в руки гестапо. Место это, к сожалению, охраняется так, что и пробовать нечего.
— Как это нечего?! Попробовать-то как раз всегда можно, и я это вчера доказал!
Энтузиазм мой, правда, никому не передается — новости не из тех, что вселяют надежду.
— Черт, вы меня тут за Тартарена, что ли, держите? Если я сказал, что рискну своей башкой и вытащу ваших парней, то это значит, что так и будет — причем немедленно! Буржуа, вы тут как-то обмолвились, что ваш брат — священник. Какой у него приход?
И услышав название:
— Где это?
— К северу от города.
— Прекрасно, будьте у него через час, там и встретимся.
На меня тут же посыпался целый град восклицаний:
— Эй!
— Вы что?!
— Никак, наружу собрались?
— А вы думали, я тут буду играть в старичка-лесовичка до конца войны? Есть у кого-нибудь оружие?
Мамаша Брукер лезет в радиоприемник и вытаскивает стандартную модель шестого калибра.
— Подойдет?
— Не хочу вас огорчать, мадам — эта штука не заменит и хорошего штопора, но я попробую ею удовольствоваться, — отвечаю, засовывая револьвер в карман брюк. — Да, и еще: у вас найдется мешок угля?
— Не поняла…
— Мешок угля. Вы не знаете, что это такое?
— Полный?
— Ну разумеется!
— В подвале есть…
Спустившись в это своего рода святилище, окидываю умиленным взором батареи бутылок.
— До скорого, лапочки мои, — нежно шепчу я им и устремляюсь к куче угля. Засовываю в нее по локоть руки и вымазываю себе все лицо, после чего набиваю искомый мешок.
Проходя мимо зеркала, не могу не улыбнуться: выгляжу я и впрямь, как заправский угольщик, и надо быть посмекалистей рядового фрица, чтобы распознать Сан-Антонио под таким слоем пыли.
— Открывайте дверь! Буржуа, через час в церкви — надеюсь, вы придете раньше меня. Предупредите брата, чтобы не очень удивлялся!
Я выхожу из дома.
Идея такого маскарада была неплоха — улицы просто кишмя кишат патрулями. Инструкции гансам выданы самые жесткие, это видно по тому, как они оглядывают прохожих: заори сейчас какой-нибудь лопух «Долой Адольфа!», его бы мигом превратили в дуршлаг. А я тащу уголек по городу, в душе проклиная себя, что столько его набил. Не знаю, как насчет пыли на лице, но уж мешок-то точно не липовый!
Через полчаса с небольшим я, как и было условлено, прихожу в церковь. Поискав глазами дверь, вижу стоящего перед ней Буржуа и с облегчением сваливаю на землю злополучный мешок. Уф! Правое плечо вообще ничего не чувствует.
Буржуа представляет меня, и я долго трясу кюре руку. Передо мной довольно симпатичный мужичонка, смахивающий на своего братана. Они, наверное, близнецы — похожи, как два голых негра в темной комнате!
— Господин аббат, вы бы не одолжили мне сутану? Такая просьба не особо его шокирует; не говоря ни слова, он направляется в соседнюю комнату, где, как я слышу, открывает гардероб, всеми своими петлями выпрашивающий хоть каплю масла.
— Возьмите вот эту, она принадлежит моему викарию, он приблизительно вашей комплекции.
Молоток, с ходу смекнул!
Первым делом — в ванную, слегка ополоснуть физиономию. Став сияющим, как… как настоящий кюре, с чистой совестью натягиваю сутану. Вообще-то впервые приходится переодеваться священником — обычно предпочитаю играть честно, я не склонен к подобным театральным штукам, но… Мы живем в такое время, что удары ниже пояса тоже идут в ход.