Лаура помогает мне одеться.
— А план действий у вас есть? — беспокоится Буржуа.
— Нет, разберемся на месте…
Наскоро распрощавшись с обеими дамами, мы выходим. Буржуа садится за руль — город он знает, как свои пять.
— Итальянское посольство — вон тот особняк, весь в огнях, — не оборачиваясь, говорит он.
— О'кей, остановите здесь и подождите меня.
Выйдя из машины, напяливаю поверх смокинга плащ, в кармане которого — добавочная артиллерия в виде новенькой девятимиллиметровки, и достаю помятую шляпу.
— Вы куда?
— На разведку. Или вы думаете, что перед нами распахнут все двери только потому, что мы прилично одеты? Надо еще поискать лазейку…
И я направляюсь к посольству. С тротуара напротив хорошо виден освещенный холл, утопающий в зелени и цветах, весь увешанный знаменами, швейцары при входе… Сдается, тут не пройти!
Продолжая обход, замечаю расположившийся под платаном на углу особняка вооруженный патруль. Да, охрана здесь, что надо… Что ж, зайдем с другой стороны.
Взгляду открывается так же основательно прикрытый служебный вход. Туда-сюда снуют халдеи, а в сторонке попыхивает сигарой толстый повар-итальяшка, болтая с одним из часовых. В голову мне вдруг приходит любопытная мысль, и я возвращаюсь к машине.
— Ну как? — спрашивает Буржуа. — Можно пролезть?
— Надеюсь, но для этого нам понадобится ящик шампанского.
— Вы шутите…
— Ничуть.
— Тогда поехали к мадам Брукер.
Та действительно немедля нам его выдает.
— Аж слезы на глаза наворачиваются, стоит только подумать, что такой хороший товар придется оставить каким-то итальяшкам.
— Искусство требует жертв, — вздыхает она. — Только вы там поосторожнее, ребятки…
Подмигиваю на прощание Лауре, и мы отправляемся.
— Остановитесь у ближайшего цветочного магазина — не надо жадничать, когда едешь развлекаться.
Слава Богу, цветов там навалом. Раскошеливаюсь на этакую клумбу, вроде тюильрийских, которую и взваливаю на Терезу.
— Буржуа, наденьте плащ сверху, как у меня, так нас примут за метрдотелей или еще за кого-нибудь в том же духе. Входим с ящиком, если часовой потребует объяснений, говорите, что мы от виноторговца — придумайте, от какого — по заказу посольства. Тереза, с тобой то же самое. Впрочем, я думаю, нас никто ни о чем не спросит: вот если б руки были свободны, тогда другое дело, а с такой ношей на нас и внимания не обратят.
Я не ошибся. Спокойно подходим к охранникам; машина оставлена на соседней улочке, а автомат мирно подремывает на дне ящика с бутылками. Если этим идиотам придет в голову поближе ознакомиться с его содержимым, придется туго! Но на нас и не взглянули; Тереза, проходя первой, осмелилась даже улыбнуться часовым из-за своего букета. Мы попадаем в низкий коридорчик, как за кулисами в театре, битком набитый прислугой.
Итальянец-метрдотель спрашивает на плохом французском:
— Это что?
— Шампанское.
— Что еще за шампанское?
— Которое Его честь заказывали у Бюисманса! — бодро выпаливает Буржуа.
Итальяшка почесывает затылок:
— Ну ладно… Слушайте, тащите его в подсобку, а то холодильник уже трещит!
Миновав кухню, оказываемся в комнатке, заставленной метлами и прочим барахлом. Метрдотель внимательно следит, как мы ставим ящик. Шел бы ты уже, что ли… Он же, напротив, нагибается и вытаскивает одну из бутылок, чтобы проверить марку, а, собираясь поставить ее на место, этот козел, разумеется, видит наш автомат.
— Madre di Dio![6] — только и смог он прошептать.
Паренек, конечно, выразился бы подлиннее, да и погромче, кабы у него хватило на это времени. На затылок ему обрушиваются все мои восемьдесят кило, вложенные в рукоятку револьвера — раздается треск, как от свалившегося с лестницы мешка с орехами, и метрдотель присоединяется к паутине на полу. Оттащив его в угол, маскирую тело ведрами и тряпками, обильно представленными вокруг.
— Понеслись, — коротко бросаю я, — засиживаться в гостях — дурной тон… — Сделаем так: вы, Буржуа, останетесь и с автоматом будете прикрывать коридор отсюда до зала, где идет прием. Если увидите, что я бегу оттуда что есть мочи, хватайте вашу пукалку и прочищайте дорогу на воздух. Кстати, вы умеете им пользоваться? — и указываю на автомат.
— Будьте уверены!
— Чудно. Мы идем в зал, слышишь, Тереза? Я потихоньку покажу тебе фон Грессена, ты подойдешь к нему и скажешь: «Месье, у меня для вас важное сообщение, касающееся гибели вашего сотрудника Тьерри». Запомнишь? Тереза старательно повторяет:
— У меня для вас важное сообщение, касающееся гибели вашего сотрудника Тьерри.
— Правильно. И добавишь: «Не могли бы мы побеседовать с глазу на глаз?»
— С глазу на глаз?
— Да. Вы уединитесь; если это будет в какой-нибудь комнатенке — отлично, уберем его без шума. Если просто отойдете в сторонку, уже хуже! В любом случае я подойду к вам с подносом, как прилежный официант. Кончим с делом, ни о чем не беспокойся, иди к машине, но только не бегом, спокойно. Если начнется паника, горлань вместе со всеми — короче, не отрывайся от коллектива!
Протягиваю руку Буржуа:
— Счастливо, старик, рад был познакомиться. Он бледнеет:
— Сан-Антонио!
— Тише!
— Вы ведь не хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать. И тип, с зонтиком вместо парашюта прыгающий с третьего яруса Эйфелевой башни, тоже ничего не хочет сказать. Просто не надо строить из себя идиота — никогда нельзя заранее знать, как повернутся дела. Если поймете, что мне крышка, не упрямьтесь и спокойно делайте ноги. Как только дело будет сделано — если мне это удастся — каждый сам за себя!
Я усмехаюсь:
— Ну, ладно, ладно… Не вешайте нос, мне почему-то кажется, что нам этой ночью повезет!
И взяв с сервировочного столика уставленный бокалами поднос, на пару с Терезой ковыляю к парадному залу.
Створки двери распахиваются, и у меня рябит в глазах. Ничего себе картинка! Увешанные орденами, галунами и прочей дребеденью мундиры, сверкающие наряды, драгоценности, блики, золото…
В глубине огромной комнаты оркестр шпарит Верди, аккомпанируя штурму буфета. Можно подумать, с голодной окраины все сбежались. Набивают рты, сволочи… Гнилье!
Народу человек двести. Как бы не вспотеть, вычисляя среди них фон Грессена! А главное — как бы его убрать без особого шума?..
Поискав Терезу глазами, вижу, как она уже вовсю болтает с каким-то гансом из высших чинов. Только бы не ошиблась! Подхожу к официанту и, стараясь говорить с бельгийским акцентом, спрашиваю:
— Ты не знаешь, кто тут знаменитый генерал фон Грессен, шеф немецкой полиции?
— А вон тот, что болтает с девчонкой в розовом… Девчонка в розовом — это Тереза. Удачно попала, черт возьми, не такая уж она балда, какой кажется!
Какой кажется?..
Матерь Божья! Как человек, потерявший память, вдруг от какой-нибудь встряски вспоминает забытое, так у меня в голове все сразу встает на места. Все ясно, как божий день, буквально ВСЁ!
Позвоночник леденеет, а мозг начинает так чудовищно распухать, что, не нахлобучь мне сейчас на голову стальной обруч, осколков черепа не собрать.
На запрос о фото, щелкнутом в ля-паннском госпитале, Лондон ответил, что речь идет об австрийской шпионке Эльзе Маурер. Но спецслужбы имели в виду не бедную «мисс с фотокамерой», а эту толстую суку Терезу, эту долбаную санитарку, куда более ясно различимую на снимке!!!
ГЛАВА 22
В ушах начинает звенеть, и я говорю себе, что на этот раз партия проиграна всухую, причем расплачиваться за жетоны придется не только мне, но и Буржуа, мамаше Брукер, Лауре — короче, всем.