События развиваются, как и было задумано. Наши наряды — в полном порядке, бумаги — тоже, а шпионка, должным образом связанная, покоится в гробу с несколькими дырками в крышке для вентиляции.
Вперед!
Катафалк повсюду вызывает почтение. Машины уступают нам дорогу, а немецкие солдаты даже берут под козырек. Патрули, останавливающие нас, быстро просматривают бумаженции, и мы продолжаем нашу зловещую прогулку.
ГЛАВА 25
Все шло хорошо, пока мы не подъехали к Генту, где нам попался весьма серьезный патрульный пост, офицер которого, даже не взглянув на бумаги, потребовал показать гроб.
Вот тут, пожалуй, я струхнул порядком и, скатывая ящик по рельсам катафалка, подумывал, не ослабила ли веревки эта мразь Тереза — дернется, и нам каюк.
Офицер осматривает гроб.
— Открывайте! — коротко приказывает он.
Мне показалось, что в горле у меня комом встал пакет ваты. Прикидываюсь пораженным:
— Но это невозможно, господин офицер, вы же видите, здесь пломбы. Если я их сорву, у меня будут ужасные неприятности с семьей покойного. Вы ведь знаете, они как свихнулись все со своими принципами.
Тот пожимает плечами, как бы говоря, что разгневанные родственники волнуют его меньше всего на свете.
— А если тот человек внутри не мертв? Вдруг это террорист, которого вы прячете?
С усилием выдавливаю слабое подобие улыбки:
— Вы, наверное, шутите — я лично присутствовал при том, как его укладывали.
Такая наивность отметает последние подозрения, и офицер нехотя протягивает:
— Ну ладно…
И только я приготовился втолкнуть гроб в катафалк, как рядом с нами останавливается черная машина с передним приводом. За рулем — человек, в котором трудно не узнать (кожа моя съеживается, как дешевая рубашка после стирки) шефа ля-паннского гестапо Ульриха. Я натягиваю кепку по самые брови и кривлю морду в безумной надежде хоть слегка изменить внешний вид.
Ульрих заговаривает с офицером, который, резво отдав ему честь, как важной птице, сразу становится подобострастным. До чего же эти вояки дрейфят перед гестапо; наверное, мало кому на свете оно внушает такой страх.
Выйдя из машины, гестаповец с той же недоверчивостью оглядывает гроб. Ё-моё, в чем дело?! В этой деревянной коробке нет ничего особенного, они же на нее уставились, будто это могила Наполеона!
Внезапно Ульрих вынимает револьвер и не спеша стреляет четыре раза, равномерно располагая отверстия по всей длине гроба.
— На всякий случай, — бросает он в мою сторону, не удостоив и взглядом. Должно быть, моя внешность ничего ему не напоминает. Тем лучше…
— Можете ехать, — жестко произносит офицер, видимо не одобряющий подобных методов.
Не заставляя себя упрашивать, живо вскакиваю на сиденье и трогаю с места.
Удаляясь, бросаю взгляд в зеркальце на оставшуюся позади группку. Ульрих и офицер что-то бурно обсуждают и, судя по жестам, отнюдь не в светлых тонах. Манеры гестаповца, должно быть, несколько смущают охранника, но ему ли не знать, что все это еще цветочки!
Лаура вся позеленела, как свежая трава, и вот-вот упадет в обморок. У меня самого, по совести сказать, подкатывает к горлу, стоит только представить прошитую пулями Терезу. Хлопаю Лауру по плечу:
— Противно, да? Но она это заслужила…
Не успеваю проехать и четырех километров, как в зеркальце показывается машина Ульриха и быстро нагоняет нас. Но вместо того, чтобы обогнать, она, наоборот, слегка притормаживает.
Оп-па! В чем дело? Наш виртуоз пыток передумал? Или вдруг припомнил меня?
Насколько возможно, слежу за ним через зеркальный диск. Его правая рука высовывается в окошко, держит какой-то черный предмет… И вдруг этот черный предмет принимается плеваться свинцом по моим шипам, так что требуется немало ловкости, чтобы всем троим Лауре, трупу Терезы и мне — не грохнуться в кювет. Несколько зигзагов, и мне удается утихомирить катафалк.
— Пригнись, — приказываю Лауре, — и не вздумай соваться в наш разговор!
Схватив револьвер, чтобы держаться с Ульрихом на равных, выскальзываю из машины.
— Сдавайтесь! — орет немец.
— Хрена с два!
— Сдавайтесь, — не унимается он, — я знаю, вы террористы!
— Это кто тебе сказал?
— Из фургона капает кровь, значит, в гробу был живой человек! Мертвяки не кровоточат.
Эта грёбаная Тереза, по всей видимости, спокойной жизни нам так и не даст. Я уже начинаю жалеть, что не ухлопал ее раньше. Осмотрев дорогу, по которой мы только что проехали, действительно вижу цепочку красных пятен.
Положение складывается критическое. Меньше чем в сотне метров — первые домишки Рента; ни для кого не секрет, что сероштанник сейчас живо известит власти, и мне тогда придется выдерживать в своей кладовке для трупаков настоящую осаду. Не говоря уже о том, что с минуты на минуту могут появиться полные машины гансов. Надо поторапливаться…
Стянув с себя куртку и скатав ее комом, запуляю его вправо от машины — и очередь тотчас же вспарывает воздух. Воспользовавшись тем, что фриц попался на мою удочку, бросаюсь на землю и ползу влево. Добравшись до колеса, привстаю на коленях и с пушкой на согнутой для упора руке выжидаю, когда Ульрих высунется.
Так в конце концов и происходит, и, хотя вылезает он ненамного, этого достаточно, чтобы рискнуть. Завидев руку с револьвером, показавшуюся из-за капота его тачки, нажимаю на курок и — вжжик! Точно в кисть!
Выронив свой мушкет, он, рыча от боли, катается в дорожной пыли.
— Здоро́во, Ульрих! Я же сказал, что мы еще встретимся!
— Сан-Антонио!
— Он самый! Ты ведь знаешь, я парень типа Фантомаса, и, чтобы меня словить, приходится вставать ни свет ни заря.
Он морщит лицо:
— Ты оказался сильнее… Ну что, прихлопнешь меня?
— Поживем — увидим, — отвечаю я и подзываю Лауру, которая ни жива ни мертва от страха: — Иди сюда, лапуля, познакомься с господином Ульрихом, гестаповской шишкой. Ты умеешь водить машину?
Она утвердительно кивает головой.
— Тогда садись за руль, а мы с этим господином расположимся сзади. Смотри, детка, он дарит нам свою машину!
В дорогу!
— Куда мы едем? — спрашивает Ульрих.
— В Лондон.
— Как вы сказали?!
— В Лондон, вот как! Этим вечером нас заберут на самолете, и я надеюсь — ради вашего же блага, — что на борту отыщется лишнее местечко. Не откажу себе в удовольствии привезти моим английским друзьям небольшой сувенир из Бельгии!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Тощий адъютант — ну прямо спица из велосипедного колеса — с глазами цвета южных морей и усиками в виде щеточки для бровей вводит меня в кабинет майора Паркингса.
Тот поднимается навстречу, протягивая пятерню:
— Мои поздравления, комиссар! Вот уж действительно — отлично сработано, как у нас говорят! Вы добавили еще одну главу к вашей легенде.
— Бросьте, — говорю я с улыбкой.
— Виски?
— All right, это по мне!
Откупорив бутыль весьма занятной формы и окраски, он нацеживает целый бокал, без содовой — мой желудок он уважает не меньше моих способностей.
— Вы привезли с собой двух людей. Один из них — гестаповец — уже препровожден по назначению, а вот насчет женщины я так толком ничего и не знаю.
— Она совсем не имеет отношения к работе, майор. Это одна кошечка, сделавшая мне немало добра — у меня привычка привозить их по одной из каждого своего путешествия.
Он усмехается:
— Чертов проказник! И много же вы по ходу дела повстречали… кошечек?
— Трех, — отвечаю я, — но две уже убиты немецкими пулями. Знаете, майор, у кошечек в этом году нежная шкурка!