“Тогда это судьба!” — радостно отозвался Евгений.
“Почему?” — испугалась я. Черт, вдруг сейчас попросит о любимом стихотворении поведать…
“Она сегодня вечером выступает в клубе на Крестовском острове. Может, хочешь пойти?”
“Слушай, я как-то стихи больше читать люблю, а не слушать”.
“Можно прийти заранее, перекусить, а если тебе не понравится, то уйти…”
Мимими. Люблю, когда есть свобода выбора. Да еще и не в Макдональдсе перекусить, что по нынешним временам прямо ценность.
“Окей! — быстро ответила я, не давая себе времени на раздумья. — Только давай не сразу там встретимся, а у метро, хорошо?”
“Хорошо”, — согласился Евгений.
Должна же я проверить, что за нами нет хвоста из каких-нибудь мам, верно?
Через час я вышла из метро на Крестовском острове и тут же попала в ледяной ад. Сильный ветер гулял по парку и между громадинами элитных жилых комплексов, гонял туда-сюда разноцветные листья и хлестал редких прохожих по лицам. Н-н-на тебе, смертный, почему ты не на автомобиле? Ты отсюда ли вообще? Что-то ты не похож на человека, который может себе позволить квартиру за пятьдесят миллионов… Я мгновенно замерзла и искренне порадовалась, что по плану мы пойдем в теплое место, а не гулять.
— Привет, ты Инна? — раздалось сзади.
Я обернулась. О, да, пальто было похоже на сюртук! Евгений явно походил на красавца-нигилиста образца девятнадцатого века, весь такой черный, приталенный, с тросточкой — ааа, с настоящей тросточкой с набалдашником в виде совы! — и, конечно, без шапки. В шапке ж не так романтично. Я даже на секунду пожалела, что на мне не платье по моде из прошлого, а джинсы, водолазка и дутая теплая курточка.
— Привет!
— Позволь проводить тебя в клуб как можно быстрее? — он поежился. — Тут так восхитительно ветрено, будто цайтгайст близится, но несколько холодновато.
— Ничего не имею против, — улыбнулась я.
Евгений церемонно протянул мне руку крендельком, я подумала и ухватилась за нее, как приличная барышня. И мы пошли. Сквозь цайтгайст в тепло и объятия поэзии. Временами я подозрительно оглядывалась по сторонам. Но никто нас не преследовал, кроме толстой чайки, которую то и дело сдувало ветром. Хотя, может, она летела вовсе не за нами, а по каким-то своим чаячьим делам…
Сама бы я этот клуб в жизни не нашла. Вход в него располагался со стороны двора в жилом комплексе на набережной. Вход во двор закрывала железная калитка. На домофоне надо было набрать какую-то сложную комбинацию, пробормотать “мы в клуб”, дождаться писка, зайти внутрь, на пронизывающем ветру поплутать между одинаковыми подъездами — “таа-а-ак, по-моему, нам нужен пятый. Или шестой? Там рядом с ним… Мне казалось, что пятый…” — а потом спуститься по ничем не примечательной, без вывески над ней, лестнице в подвал. Я даже успела испугаться и подумать, что Евгений, на самом деле, маньяк и привел меня в свое тайное подвальное гнездо, но за железной дверью обнаружился гардероб, а над аркой в соседнее помещение — надпись готическим шрифтом “Клуб Лимб”.
— Что ж тут всё так… сложно? — спросила я, сдав свою куртку сонному гардеробщику и получив взамен номерок в форме черепа.
— Думаю, чтобы лишние люди не приходили, — пожал плечами Евгений. Он размотал длинный шарф, снял пальто и остался в белой рубашке и черных джинсах. По поводу кружевного жабо я ошиблось, но длинные манжеты и блестящий шелк вполне укладывались в образ. — Идем?
В зале царила полутьма. В дальнем углу виднелся полукруглый помост из досок, покрытых темной морилкой — сцена. Единственное нормально освещенное место в “Лимбе”, потому что туда был направлен прожектор. Источниками остального света выступали лампы в серых — то ли концептуально серых, то ли просто очень пыльных — абажурах. Они покачивались под потолком и выполняли, скорее, декоративную роль, потому что внизу, сидя за столиком, разобрать буквы в меню было фактически невозможно. Разве что включив фонарик на телефоне.
Меню состояло из двух страниц. На первой — дорогие сэндвичи, очень дорогие брускетты и картошка фри с сырным соусом. На второй — алкоголь, алкоголь, алкоголь. И что, даже сока нет? Не то чтобы я не употребляю спиртного, но начинать с него поэтический вечер в компании едва знакомого Онегина, то есть Евгения, было чересчур.
— Скажите… — спросила я подошедшую официантку. — А сок какой-нибудь у вас есть?
Она смерила меня задумчивым взглядом. Как будто сканером провела по штрихкоду “свой-чужой”. Видимо, заданный вопрос однозначно маркировал меня как чужую, потому что выражение ее лица сделалось совсем скучающим и отстраненным.