Молчание затягивалось.
— Кхм, — сказала я и с опаской взяла бутерброд. Откусила кусочек. Не самый худший бутерброд в моей жизни, надо сказать. Кроме ветчины там обнаружился еще соленый огурец и петрушечка. Уфф. После показательных выступлений Маши-Светы я бы не удивилась, если бы нам принесли бутерброды без хлеба. А что? Вдруг бы он тоже закончился?
Евгений еще раз вздохнул и томно посмотрел на потолок. Я на всякий случай тоже задрала голову. Но не обнаружила там ничего интересного.
Тем временем на сцене воздвигся очередной поэт, бледный, в рубашке с воротником-стоечкой и с белыми дредами по плечо, чем-то неуловимо напоминающий швабру-самовыжималку. Он пару раз щелкнул по микрофону, покряхтел и невнятно извинился за предыдущего оратора. Я так и не поняла, что там было: то ли зависть к собрату по поэтическому цеху, то ли что-то у них с программой вечера не задалось.
Затем он начал мерно и усыпляюще нудеть без рифмы, и мне захотелось спать.
— Скажи, — я осторожно ткнула в рукав Евгения, который как будто завис. Ничего не ел, не пил контрабандную колу, даже виски на дне пузатого стакана не трогал и лишь периодически тяжко вздыхал. — А Линор… она когда будет?
Евгений подцепил ногтем край манжета, оттянул его и уставился на часы.
— Еще человека три-четыре выступят… А потом уже она.
— Это типа как разогрев у рок-групп? Сначала всякие неудачники выходят, а потом уже приглашенная звезда?
Тут Евгений поперхнулся и укоризненно заметил:
— Вообще-то мои стихи тоже есть в сегодняшней программе.
— Ой, извини, — я почувствовала, что краснею, и уставилась в тарелку. Ну вот. Поэта каждый обидеть может. Неудобно-то как получилось, а… Тут бы мне и промолчать, но я зачем-то спросила:
— А у тебя они хорошие?
— Да уж не пирожки про лосей.
— А мне понравилось, — пожала я плечами. — Уж получше, чем вот эта нудятина.
Человек-швабра со сцены уныло вещал о приходе апокалипсиса на Землю и в сопредельные миры, перечисляя все предвестники грядущих катастроф. В данный момент он бубнил про восемнадцатое знамение в виде кровавых слез на ценниках в супермаркетах.
— В твоих соцсетях, — обиженно заметил Евгений, — не написано о том. что ты любишь низкие жанры.
— Надо же, надо же, — я откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. — Ты заглядывал в мои соцсети?
— Конечно. Я же не могу позвать на свидание незнакомого человека.
— А если профиль просмотрел, то можно считать, что мы знакомы?
— Не совсем… — Евгений вдруг просветлел лицом. — Но я узнал твою дату рождения, прикинул по гороскопам, что мы отлично подходим друг другу, почитал твои записи, ознакомился с фотографиями… Посмотрел, в каких ты была странах. Ты тоже фотографировалась под мостом Троллей и на площади Солнца на фоне гигантского мыльного пузыря! Это не может быть случайностью!
— По гороскопам. Угу, — я закусила губу и оглянулась. Не пора ль мне вставать и двигаться к выходу? Прочь от любителя эзотерики? И от того, кто как-то ухитрился посмотреть на мои фото из путешествий, которые я выкладываю под замком только для друзей…
— Еще я вынул карту таро на сегодняшний вечер, и это была Колесница!
Он смотрел на меня так восторженно, как будто говорил не про карты, а про выигрыш в лотерею. Что-то вроде джекпота или миллиона плюс-минус пара тысяч.
— И?..
— Колесница же! Любовь! Триумф! Новые отношения!
— То есть ты считаешь… — я замялась, глядя на сцену. Оттуда уже рассказывали про тридцать четвертое знамение апокалипсиса. Все мыши должны были потерять хвосты и потом выйти на улицы городов, обрезав усы с левой стороны мордочки. Ааа! Зачем я все это вообще слушаю? Что за бред?
— Всё говорит о том, что мы станем отличной парой! — кивнул Евгений. Достал из кармана коробочку и протянул ее мне.
— Что. Это. Такое? — я уже прикидывала путь к отступлению. Интересно, быстро ли Евгений бегает?
Романтичный любитель карт и гороскопов открыл коробочку и продемонстрировал мне кольцо с гигантским голубым опалом.
— Я прочем все твои виш-листы за последние пять лет и понял, что оно должно тебе понравиться!
Нет, оно и вправду мне понравилось. Я вообще без ума от серебряных колец с крупными опалами. Но в текущих обстоятельствах… Господи, позволь мне уйти отсюда без потерь, и я обещаю тебе — больше ни-ка-ких поэтов!