— Точно, точно. От этой штуки, что мы съели, продуктивность вряд ли станет выше.
Они засмеялись.
— Как бы ни хотелось оставаться тут, пора идти, — сказал 469-ый, — там, наверное, уже темно.
495-ый согласился, и они двинулись назад.
Они решили взять пять ускорителей (так было решено называть эти штуки) из потока с собой. Один ускоритель был съеден по пути. Через десять минут оставшиеся ускорители стали рассыпаться. Видимо, долго вне потока они не хранились.
Остаток пути 469-ый помнит смутно. Ему казалось, что он летит вперед по туннелю. Осознание вернулось к нему, когда 495-ый, которому было так же хорошо, кинул щипцы в сторону чужого дома с криком:
— На работу!
После чего его смех разлился по округе. 469-ый немного пришёл в себя.
— Эй, совсем спятил? Мы почти пришли! — прошептал 469-ый, схватив друга за руку.
495-ый удивленно посмотрел сначала на 469-ого, потом вокруг.
— Погоди, а где река? Я хочу искупаться ещё раз!
469-ый устало вздохнул и повёл слишком ускорившегося друга до дома.
XV
За неделю, проведенную в плену, Экин успел полностью исследовать свою камеру. Решетки были крепкие, в полу дырок не было. Но он найдет способ сбежать отсюда. Работа на шахте оказалась действительно адской. Она была тяжела даже для мужчин. Что уж говорить о нём? Сера. Те жёлтые камни, что он видел на полу, были серой. Добывалась она открытым способом. Бригада делилась на две части: первая отбивала породу, вторая возила тачки, груженые рудой. Менялись они каждые 10 минут. И дело не в усталости: из-под земли валил едкий сернистый пар. Очки ещё как-то справлялись со своей задачей. А вот респираторы, быстро забивавшиеся и редко меняемые, нет. Находиться более 10 минут возле открытой породы было опасно. Его бригада таких же шахтеров-невольников (все они были мужчины в возрасте) с сочувствием относилась к мальчику. На обедах ему иногда давали часть своей еды, в шахте Экин в основном возил вагонетки. Но бывали моменты, когда все выдыхались до изнеможения, а рабочий процесс не должен был прекращаться. За этим следили два охранника у входа, где почти не было ядовитых испарений.
Был вечер после трудового дня. Джумаан лежал на матрасе, а Экин ходил по камере. Сначала они обсуждали предпочтения в еде, теперь речь зашла о возможности побега.
— Говорю тебе, Джумаан. Надо бежать отсюда. Вдвоём у нас больше шансов.
— Ты видел, как хорошо охраняется территория? Да и куда ты потом пойдёшь? Ты знаешь, где мы?
— Да куда-нибудь, лишь бы вырваться отсюда.
— Слишком рискованный план.
— Ты бы так не думал, если бы работал в шахте, а не в саду, где можно спокойно переносить ящики и делать прочую хрень! — выпалил Экин, почти плача.
— Экин, послушай. Я понимаю, тебе очень горестно насчёт шахты. Но разве я привёз тебя сюда и закинул в эту шахту? Остынь. К побегу я пока не готов. Но может, помогу тебе как-нибудь.
После этого разговор особо не клеился. Оба чувствовали неприятный осадок. Да и было уже поздно. Звуки в лагере затихли, их разговор могли услышать охранники.
Джумаан лёг спать, пожелав ему приятных снов. С одной стороны, они были приятные. Мальчику снилась его семья. В полном составе. Но сам по себе сон был странный. Они стоили в голом поле. Солнце висело не высоко над горизонтом, окрашивая небо в багровые тона. Экин стоял напротив остальных членов семьи. Бабушка держала распятие в руках. Все были серьёзны и смотрели куда-то вдаль, сквозь него. Только мама смотрела ему в глаза и улыбалась.
— Экин, мальчик мой, посмотри на солнце! Ты опоздал!
Экин посмотрел туда, куда указала рука матери. Когда он повернулся назад, никого не было.
Парень проснулся, тяжело дыша. Перед глазами стояло распятие бабушки из сна. Экин никогда не был религиозен, хотя Экандейо постоянно повторяла ему, что все должны благодарить Творца за каждый прожитый день.
«Господь! Если ты есть, где твоё всевидящее око, о котором постоянно говорила мне бабушка? Не делай то, не делай это! Бог всё видит! За что я здесь, вдали от семьи, которой возможно уже и нет? За списанную контрольную по физике?» — думал про себя Экин, отходя от сна.
От злости он пнул первое, что попалось ему на глаза. Свой ночной горшок. Гнев прошёл, его место заняло зловоние, которое постепенно заполнило камеру. И только сейчас Экин заметил лунный свет. Он проходил через маленькие отверстия в стене и освещал пол. Раньше мальчик не замечал этих дыр. Стена не выходила на солнечную сторону и всё время находилась в тени.
Экин свернул матрас вдвое и встал на него, чтобы ближе посмотреть на отверстия. В отличие от внутренних стен, наружная стена была из листов метала, которые в некоторых местах начали ржаветь. Сквозь эту ржавчину и шел свет. Листы крепились на саморезы. Экин пока не решил, пытаться ли разжать листы или ковырять дырки дальше. Но точно, что надо было сделать — раздобыть инструмент для этого.