— М-да… Правильный ты парень, Сережа. Не зря тебя твой шеф рекомендовал. Слушай, а у тебя есть уверенность, что твоя бывшая жена оказалась здесь случайно?
— Случайность очень возможна.
— Кто ее муж?
— Она не говорила, я не спрашивал.
— А ты про ее дядю, когда жили вместе, слышал?
— Нет. Но мы ведь прожили недолго.
— Вот что. Прошу тебя — больше никаких контактов с ней не иметь, и, что очень важно, с Дворецким тоже.
— Понимаю.
— Давай-ка так решим: поработаем вместе сегодняшний день, а вечером решим. В нашем случае вечер будет утра мудренее.
…После ужина Сергей и Пахомов сидели на тех же самых местах.
— Знаешь, дорогой Сережа, думаю, что Дворецкий — сволочь, при этом человек умный и, значит, во много опаснее обыкновенной сволочи. Малейшее наше упущение он использует наилучшим для себя образом. К сожалению, нам придется расстаться. Фразу «к сожалению» я произношу совершенно искренне. С тобой хорошо работать. Ты принял правильное решение — отойти от этой работы. Завтра вылетай в Москву. Напиши подробную объяснительную записку на имя Карпухина. Зиновий Романович поймет все правильно. А теперь покажи и расскажи, что ты наработал.
ПРИЕМ
В девять утра Валентин Васильевич позвонил помощнику заместителя министра:
— Приветствую вас, Сергей Сергеевич. Говорит Звягинцев, Игорь Борисович обещал принять меня сегодня в десять пятнадцать.
Помощник подтвердил, что все остается без изменений.
В назначенное время Звягинцев входил в кабинет Игоря Борисовича Политковского. После взаимных приветствий тот сказал:
— Что произошло, Валентин Васильевич? Почему такая срочность?
В тоне, каким был задан вопрос, угадывалась обеспокоенность. Политковский знал: без дела Звягинцев никогда не будет проситься на прием. Звягинцев уловил эту обеспокоенность, приободрился. Он ответил Политковскому так же, как ему Дворецкий:
— Чепе, Игорь Борисович.
После короткого рассказа Звягинцева Политковский спросил:
— Есть серьезные основания для беспокойства?
— Во всяком большом деле найдутся огрехи, Игорь Борисович. На них можно указать и предложить исправить, а можно раздуть…
— Как у ростовского филиала с планом?
— Систематически выполняет. Имеет переходящие знамена местных организаций. Неоднократный победитель в социалистическом соревновании филиалов института. Директор, Аркадий Ефимович Дворецкий, — толковый инженер и хороший администратор.
— Почему было написано письмо в редакцию? Ваши соображения.
— Письмо, Игорь Борисович, было написано недовольными, такие найдутся в любой организации. Как правило, это плохие работники, получавшие взыскания, лишенные премий. Например, Корбутенко, водитель легковой машины, неоднократно отстранялся Дворецким от работы: был пьян. Другой «писатель», старший инженер Орешников, лишен премии за систематические ошибки в расчетах, и так далее. Я хочу просить вас, Игорь Борисович, оказать влияние на этот процесс с тем, чтобы он прекратился в самом начале. Филиал взбудоражен, людей отрывают от работы.
Звягинцев не хотел говорить, что «этот процесс», как он назвал то, что происходит в Ростове-на-Дону, может захватить помимо филиала и институт. Но Политковскому, человеку достаточно искушенному, это было совершенно ясно, и он понимал, что визит Валентина Васильевича связан прежде всего с беспокойством за себя. Заместитель министра не желал ставить под удар Звягинцева, наоборот, ему требовалось обезопасить директора института от возможных неприятностей. Политковский хотел видеть Звягинцева начальником главка, управляющего проектными и научно-исследовательскими институтами, а нынешнего начальника отправить на пенсию.
— Спасибо, Валентин Васильевич, — сказал заместитель министра, — я получил от вас интересующую меня информацию. Буду размышлять и действовать.
…Звягинцев вышел из министерства, довольный приемом. Настроение повысилось. Стоял теплый день короткого бабьего лета с его негой, которая чувствуется даже в городе, особенно на относительно тихих улицах. Чувствовал ли Звягинцев эту негу? Вряд ли. Человек он был не поэтического склада. И если бы у него сейчас спросили о погоде, он определил бы ее просто как отличную, без всяких сантиментов.
Звягинцев отпустил машину. Ему захотелось пройтись, поразмыслить. Скоро Валентин Васильевич достиг Москвы-реки и не спеша направился по набережной, затем вдоль Яузы до самой работы. «Да, Политковский не бросил в трудную минуту, повел себя как единомышленник, — думал Звягинцев. — Значит, общая линия моего поведения была правильной. Все проверяется на прочность в экстремальных обстоятельствах. Но удастся ли погасить пожар в Ростове? Надо рассчитывать на худшее. Политковский не бог».