Между украинцами и русскими бойцами расстояние было не больше двух шагов, но дело было не в том, чтобы их отделить друг от друга.
Фон Ган, старавшийся держаться на одной линии с полковником, чтобы не потерять ни крупицы его одобрения своей затеи, подбросил, как мог молодцеватей, голову, точно приготовился говорить перед целым батальоном, и начал, тщательно выбирая слова и глядя не столько на Задорожного, сколько на трех других около него:
- Украинцы!.. Мы все понимаем, все знаем! Вас заставили сражаться против нас большевики, - мы это знаем. В восемнадцатом году, тогда... все было тогда иначе, чем теперь. Тогда вы могли быть свободным народом, - вот чем могли вы быть тогда, если бы не русские большевики вами тогда овладели!.. Кто нес вам свободу, независимость тогда? Мы, немцы!.. Это называлось тогда по-украински, вы знаете, само-стийность, - вот как это называлось, украинцы!.. Так я говорю? - вдруг перебил он свою речь вопросом, однако ему никто не ответил, и он продолжал, слегка взглянув на полковника: - Я говорю так, как надо: самостийность, и мы, немцы, вам ее дали, они же, русские, - показал он пальцем на Молодушкина и других, - у вас ее отняли!.. Они, русские большевики, с которыми мы воюем, отняли у вас все, чем вы жили: хозяйство, землю, завели эти самые кол-хо-зы, которые вы, - нам хорошо известно это, - ненавидите изо всех сил!.. Они отняли у вас религию, да, даже ре-ли-гию, а вы были такие религиозные - в каждом хуторе церковь и ваш этот, как называется, поп!.. Они уничтожили по-ме-щика, да, которого вы почи-та-ли... у которого вы... могли брать в аренду землю!.. Они, это они, русские, - он опять указал пальцем на Молодушкина, - ввели у вас большевизм, который вы ненавидите!
Тут фон Ган посмотрел искательно на барона Гебзаттеля, и тот при слове "большевизм" качнул одобрительно головой.
- Вот врет-то, - буркнул Плотников Молодушкину.
Очеретько же, обращаясь к Задорожному вполголоса, сказал то же самое, только по-украински:
- Бреше, як цюцик!
Но кивок командира полка окрылил обер-лейтенанта, и он закончил речь с подъемом:
- Повторяю вам, украинцы, мы воюем не с вами, а с ними, с русскими большевиками! Они - наши враги, они - ваши враги!.. Сзади вас яма! Столкните сейчас же туда эту нечисть, и тогда-а... тогда мы вас будем лечить, украинцы, и мы вас вылечим, и мы вас пустим домой к своим семьям!.. Поняли? Ну... начинай!
Он приостановился, но, не видя ни малейшего движения среди четырех украинцев, скомандовал раздельно:
- На-чи-най!
Очеретько слегка толкнул Задорожного, однако тот видел и сам, что ему надо ответить за всех своих, как старшему, и, кашлянув, начал:
- Во-первых, разрешите сказать вам, что это вы напрасно даже и сделали, нас разделили на русских и украинцев: мы все одинаково советские бойцы...
- Постой, постой! - закричал фон Ган. - Ты что это мне по-русски? Ты украинец?
- Украинец!.. А вам як хочеться, щоб я по-вкраински балакав, то я можу и по-вкраински...
- Постой, постой! - вновь перебил фон Ган, не ожидая для себя ничего подходящего от сержанта, и указал на Очеретько, спросив предварительно: Как твоя фамилия?
- То не важить, яка в мэнэ хвамилия, а шо касаемо вкраинец, то як же нi! - расстановисто начал Очеретько. - Вкраинец, та ше из-пiд Пирятина... А як вы хвалилися, шо все чисто знаете, то може й то знаете, шо Пирятин - вiн скрiзь усiм приятель, так же, бачите, и русьским... Касаемо земли, то вже ж усiм звiсно, - землю мы получили паньску у вiчность... Касаемо леригия, это ж кому як завгодно, - хиба ж у нас на леригию е запрет? А шобы Хитлера вашего замiст иконы встретить, то, сказать вам прямо, не требо, хай ему бiс! A касаемо помiщикiв...
Очеретько хотел "касаемо помiщикiв" отмочить в заключение штуку, какую приготовил, но фон Ган не дал ему закончить. Пусть ни командир полка, ни кто-либо из офицеров и не понял, что именно сказал про Гитлера этот дерзкий украинец, зато он понял и закричал визгливо:
- Молчать, мерзавец!.. Сейчас же столкай всех русских в яму, ну! Иначе... Иначе... - он только показал Очеретько кулак, на момент захлебнувшись от негодования, но вместо Очеретько ответил на его визг Готковой:
- Касаемо русьских, то они у нашему Союзи на равних правах з нами, вкраинцами, так же само й в Красной Армии, и того вы не дождетесь, щоб мы их, товарищей своих рiдных, куды-сь товкали!
- Ага! Та-ак?.. Так вон вы какие попались подлецы! - вне себя от того, что провалилась его затея, закричал фон Ган. - В таком случае вы, вы, русские, столкайте их, их, этих мерзавцев!
- Как смеешь называть их мерзавцами, ты-ы-ы, хлюст! - в тон ему, так же высоко и резко закричал Молодушкин, ставший вдруг страшным со своими впалыми закровавленными щеками, потемневшими глазами и порывистым наклоном тела вперед.
- Провокацией занимаешься, сволочь, дурак?! Не на тех напал, гнида! неожиданно громко выкрикнул в поддержку Молодушкину самый слабый на вид из всех восьмерых - Семенов.
И обер-лейтенант фон Ган, родившийся и проведший детство, отрочество и юность в имении в Курской губернии, где не только были липовые аллеи, но и высокие цитроны в больших кадках в зимнем саду, потерял всю свою выдержку.
Он выхватил револьвер из кобуры и выстрелил в Семенова, потом в Молодушкина, потом в Очеретько... Тут же подскочили и конвойные, выставив штыки...
Борьба у края воронки не могла быть ни яростной, ни долгой. Безоружные раненые, и без того еле державшиеся на ногах, не могли сопротивляться, и через минуту жесткая желтая земля уже летела вниз, засыпая иных убитых, иных еще живых восьмерых бойцов, а посрамленный затейник обер-лейтенант уходил к хате сельсовета, держась на шаг сзади высокопарного барона Гебзаттеля, имевшего несколько недовольный вид.
1943 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
У края воронки. Впервые появилось в сборнике "Настоящие люди" ("Советский писатель", 1943). Печатается по собранию сочинений изд. "Художественная литература" (1955-1956 гг.), том третий.
H.M.Любимов