Итак, когда Кевин обернулся, чтобы взглянуть на Рамону после блистательной игры, она отдыхала, сидя на траве. Длинные загорелые ноги были широко расставлены, и Кевин невольно выпучился на промежность зеленых спортивных шорт, на белую полоску подкладки, прилегающую к внутренней части бедер. Выпрямленной рукой Рамона опиралась на землю; тенниска облегала ее небольшую грудь. Рамона откинула на сторону волосы, спадавшие на черные глаза, и улыбнулась – впервые за сегодняшний день. Кевин будто погрузился в сон, где все чувства усилены. Воздух с шумом выходил из его легких. Глухо стучало сердце. Лицо пылало. Да, это была любовь, вне всякого сомнения.
Чувствовать для Кевина значило действовать, и, пока все упаковывали свой инвентарь и переобувались, он искал глазами Рамону. Приняв поздравления с блестящей концовкой игры, она вновь стала молчаливой и теперь собиралась уезжать. Одна.
Кевин нагнал ее на своем маленьком горном велосипеде и, когда они поравнялись, спросил:
– Будешь вечером на заседании Совета?
– Думаю, нет.
Она не желает видеть, как Альфредо дает присягу мэра. Вот, значит, насколько все это серьезно…
– Ага… – только и сказал он.
– Знаешь, я не хочу, чтобы люди решили, что мы опять вместе. Еще фотографировать будут. Неловко до чертиков.
– Понимаю. Тогда… что ты делаешь сегодня днем? Рамона медлила с ответом.
– Вообще-то полетать собиралась. Развеяться.
– А…
Она взглянула на него.
– Хочешь составить мне компанию?
Сердце Кевина подпрыгнуло до самого горла. Первым желанием было заорать: «Конечно!» Однако, пересилив себя, Кевин сказал:
– Ну, если ты действительно не против моей компании… Я, например, больше люблю летать в одиночестве.
– Нет, что ты… Может, будет легче.
– Обычно становится, – машинально отозвался Кевин, совершенно не замечая, как эти слова не вяжутся со сказанным раньше. Зато отчетливо ощутил, как работают его фабрики сперматозоидов.
– Слушай, а здорово ты их сегодня сделала!
В планерном порту Фэрхевен они отвязали двухместный аппарат Рамоны «Кондор» и прицепили его к стартовому тросу. Пристегнулись и вдели ноги в педали. Рамона отпустила тормоз, аппарат рванулся вперед, и оба – Рамона и Кевин – завертели педали как бешеные. Резиновый трос выстрелил самолетик, словно камешек из рогатки. Он поймал струю и взмыл вверх, словно бумажный змей, запущенный против ветра опытной рукой.
– Хоп! – радостно крикнул Кевин. Рамона скомандовала:
– Не «хоп», а крути педали!
Оба поднажали, откинувшись на спинки кресел, раскручивая жужжащий впереди здоровенный пропеллер и посылая самолетик все выше с каждым толчком. Двухместная машина не так эффективна, как одноместная; дополнительная мускульная сила не компенсирует избыточного веса, и пришлось вкалывать изо всех сил, пока планер не поднялся на две сотни футов, где его стремительно подхватил дневной бриз. Двухместник весил менее тридцати фунтов, и порывы ветра швыряли машину, словно бадминтонный волан.
Рамона парила в свежем бризе, словно чайка. О, это чувство, чувство полета! Они сбавили темп, настроившись на длинную дистанцию, чтобы облететь округ Ориндж по периметру. Нелегкая работа! Вот оно, одно из самых странных достижений современности, когда высочайшие технологии производят изделия, требующие более интенсивной физической работы, чем когда-либо ранее. Полет с помощью мускульной силы заставлял полностью выкладываться даже самых выносливых атлетов. Но раз уж это стало возможным, кто устоит против такого?
Не устояла и Рамона Санчес: она крутила педали, улыбаясь от радости. Рамона летала очень много. Часто, работая на крыше, увлеченный делом, представляя себе дом – каким он будет, и людей, которые станут в нем жить, Кевин слышал голос сверху и, посмотрев в небо, видел там Рамону на маленькой «Стрекозе». «Стрекоза» стрекотала, как ей и было положено, а Рамона махала ему с небес – вспотевший эльф.
– Полетели в Ньюпорт, на волны посмотрим, – предложила Рамона.