– Марионетку из меня пытаются сделать не они, а ты!
– Обидно слышать, Кевин. Давай разберемся. Мы оба строим, оба занимаемся одним и тем же делом. Или ты не считаешь себя строителем?
– Еще как считаю!
– Молодец, – улыбнулся Альфредо. – Увидишь, все будет в порядке. Извини, но мне пора, у меня свидание – между прочим, в Ирвине. – Он подмигнул и направился к дому.
Дверь захлопнулась с громким щелчком.
Кевин уставился на нее, затем стукнул кулаком по ладони.
– Это совсем другое дело! – крикнул он. – Я занимаюсь восстановлением! Да, мы либо восстанавливаем, либо уничтожаем здание и тут же возводим на его месте новое, куда лучше прежнего. Это совсем другое дело.
Впрочем, доказывать было уже некому.
– Сукин сын, – произнес Кевин и глубоко вздохнул.
Итак, что же он выяснил? Возможно, Альфредо со своими партнерами и впрямь что-то замышляет. Может, да, а может, нет. Возможно, они собираются строить центр в холмах – или где-то еще. Больше ничего узнать не удалось.
Кевин подошел к велосипеду, взялся за руль – и заметил, что у него дрожат руки. Да, Альфредо ему явно не по зубам; такой способен обвести вокруг пальца кого угодно. Раздосадованный на самого себя, Кевин оседлал велосипед и покатил вниз.
Требовалась помощь. Дорис, Оскар, приятельница Оскара из Бишопа, Джин и городская организация «зеленых», Надежда, быть может, даже Рамона… Кевин отогнал шальную мысль; нет, он схватился с Альфредо именно из-за политики, а не из-за чего-то личного.
Все они – и Том.
Вернувшись домой, Кевин спросил у Надежды:
– Ну что, вам по-прежнему хочется повидать моего деда?
Дед Кевина жил в сельской местности, в холмах к северу от каньона Черная звезда. Надежда и Дорис шагали следом за Кевином вверх по тропинке, что вилась между глыб песчаника, чахлых дубков и зарослей кустарника. Надежду интересовало буквально все: растения, камни, образ жизни Тома… У нее был приятный низкий голос, а английский она выучила в Индии, что сказывалось на произношении – фразы звучали мелодично, словно музыка.
– Том получил свои десять тысяч и переселился сюда. Завел огород, держит цыплят, разводит пчел, иногда охотится. В общем, живет сам по себе, хотя раньше людей не сторонился.
– А что случилось?
– Во-первых, он вышел в отставку. А потом, лет десять назад умерла бабушка.
– Десять лет…
Кевин внимательно посмотрел на Надежду. Рядом с Дорис она казалась изящной как птица – стройная, элегантная, словом, на уровне. Не удивительно, что Дорис ею восхищается. Бывший руководитель советского Госплана, ныне историк, лектор учебного центра в Сиэтле…
– Значит, он, нигде не работая, получает десять тысяч долларов в год?
– В его возрасте это вполне возможно. Вы слышали о системе увеличения доходов?
– Которая устанавливает верхний и нижний пределы личных доходов? Разумеется, слышала.
– Так вот, Том превратил верхний предел в нижний.
– У нас существует нечто похожее, – со смехом заметила Надежда. – Помнится, когда этот закон обсуждался, ваш дед яростно его отстаивал. Должно быть, он уже тогда заботился о будущем.
– Безусловно. По правде говоря, когда я был еще мальчишкой, он сам мне в этом признался.
Они с дедом поехали на велосипедах по каньонам. Вверх по каньону Хардинга, к маленькому водопаду, потом по чудовищно крутым склонам к Седловине и дальше, по разбитой дороге, к двойной вершине. Птицы, ящерицы, пыльные растения, бесконечные разговоры, байки, песчаник, одуряющий запах полыни…
Они взобрались наверх и увидели дом – небольшое, невзрачное строение, что примостилось на скалистом гребне. На тропу выходило широкое окно, в котором, словно в своего рода монокле, отражались облака. Стены дома от времени приобрели оттенок песка, огород зарос сорняками по пояс взрослому человеку, из сорняков торчали полуразрушенные ульи; поодаль виднелись какие-то бочки, ржавые скелеты велосипедов и зачем-то вытащенные наружу напольные часы.
Кевин воспринимал дома как окна в души хозяев. Сейчас он пребывал в некоторой растерянности. С одной стороны, дом гармонировал с пейзажем, прекрасно сочетался со скалистым гребнем, валунами и зарослями полыни. Но этот беспорядок, кучи мусора, явное отсутствие заботы!.. Будто тут живет не человек, а какое-нибудь неразумное животное.
Надежда молча рассматривала дом. Они прошли через огород к парадной двери. Кевин постучал. Тишина.
Кухонная дверь оказалась распахнутой настежь, и гости заглянули внутрь, но никого не обнаружили.
– Вы посидите, подождите, – предложил Кевин, – а я попробую его позвать. – Он обошел дом, сунул в рот пальцы и пронзительно свистнул.
Дорис и Надежда уселись на грубую скамью под сенью высокого ореха. Кевин прошелся по двору, проверил, в порядке ли солнечные батареи, не отошли ли провода спутниковой антенны. Все в порядке. Он вырвал несколько сорняков, норовивших окончательно задушить помидоры и кабачки. В воздух с жужжанием взвились большие оранжево-черные жуки, затем снова стало тихо, если не считать доносившегося из ульев гудения пчел.
– Эй!
– Господи Боже, дед!
– Что стряслось, паренек?
– Как ты меня напугал!
– Неужели?
Том поднялся по той же тропинке, что привела сюда гостей. Он держал в руках капканы и четырех кроликов. До тех пор пока дед не подал голос, Кевин и не подозревал о его присутствии, хотя Том находился буквально в двух шагах.
– Пришел прополоть огород?
– Нет. Я привел Дорис и еще одну знакомую. Мы хотим поговорить с тобой.
Том молча поглядел на внука и нырнул в дом. Послышался стук – громыхнули брошенные на пол капканы. Когда Том снова вышел наружу, к Кевину уже присоединились Надежда и Дорис. Старик окинул их изучающим взглядом. На нем были поношенные, землистого оттенка брюки и драная голубая футболка, сквозь которую виднелась покрытая сединой грудь. Волосы, обрамлявшие плешь на голове, спутались, серебристо-серая (с золотистым отливом в уголках рта) борода явно нуждалась в стрижке. В общем, обыкновенный, ничем не примечательный старик. Кевин привык видеть его именно таким, привык считать, что пожилые люди и не могут быть другими. Но сейчас он видел рядом с дедом Надежду – изящную, элегантную (седые волосы подстрижены так, что прическа не утрачивает форму даже от ветра). Одна из сережек отливала на солнце бирюзой.
– Я слушаю.
– Дедушка, это подруга Дорис… Но тут вмешалась Надежда, которая шагнула вперед и протянула руку.
– Надежда Катаева, – представилась она. – Мы с вами когда-то уже встречались. На Сингапурской конференции.
Брови Тома поползли вверх, потом он пожал руку женщины и сразу же отпустил.
– Вы почти не изменились.
– Вы тоже.
Том улыбнулся, ловко обогнул гостей и двинулся вниз по тропинке, в направлении дубовой рощицы, бросив на ходу: «Пошел за водой». Гости переглянулись; Кевин пожал плечами и повел женщин следом за дедом. Вскоре они увидели Тома; стоя в тени дерева, спиной к ним, тот прилаживал ручку к черному насосу. Приладил, принялся размеренно качать. Какое-то время спустя в жестяной желоб под насосом ударила струя воды. Кевин подставил к желобу ведро. Том продолжал качать, словно не замечая гостей.
– Мы хотели обсудить с тобой проблему, которая у нас возникла, – проговорил Кевин, пытаясь сгладить неловкость положения. – Тебе известно, что я теперь – член городского Совета.
Том кивнул.
Кевин вкратце изложил ход событий, затем прибавил:
– Мы не можем сказать наверняка, но, если Альфредо и впрямь нацелился на Рэттлснейк-Хилл, это просто ужасно. В округе ведь практически не осталось незастроенных холмов.
Том прищурился и окинул взглядом окрестности.
– Я имею в виду Эль-Модену. Посмотри на равнину и сам все поймешь. Черт побери, ты же собственными руками сажал деревья на макушке Рэттлснейк-Хилла! Сажал или нет?
– Помогал.
– Значит, тебе все равно?
– Между прочим, холм на заднем дворе твоего дома.