— Сеньор доктор сказал, что лучше вам всем уйти.
Он подождал немного, но никто не двинулся с места. Тогда он решил не церемониться:
— А ну, пошли вон! Чтоб духа вашего здесь не было! Вот я вас метлой!
Враждебный шепот был ответом на его слова. Вдовая сеньора Пералта заметила, что невредно быть и повежливее, ему же добра желают…
— Но сеньор доктор…
— Боже мой! Сеньор доктор! С ним я и словом не перекинусь, он дурно воспитан…
Конюха так и подмывало крепко обругать весь этот сброд, из-за которого Марии грозит смерть, и вытолкать взашей из конюшни, но он только передернул плечами и прислонился к стене около Терезы, баюкавшей ребенка. Она передала его незамужней сестре Пералта и встала с соломы.
— Тереза! — позвал он тихонько. — Это мальчик? Аккурат как я говорил… Правда, он на меня похож?
Хозяйка таверны поддакнула, чтобы ему польстить, и рассказала, на чем они порешили:
— Старухи Пералта забирают маленького к себе. Повезло ему, бедняжке. А как твоя жена поправится…
Надо было что-то сказать, но, признаться откровенно, он понятия не имел, что ответить. Он еще не опомнился от слов доктора и клял себя на чем свет стоит за пьянку.
— Можно приложиться к младенцу? — раздался истерический вопль.
— Пресвятая дева, матерь божья!
Напрасно взывал к собравшимся доктор Леонардо, прося всех выйти: надо же ребенком заняться.
— Покажите нам его! — крикнул кто-то.
— Это чудо! — истошно завопила какая-то женщина, распростершись на каменных плитах. — Сынок у меня во Франции воюет, так это знамение, что он вернется…
— Ну разойдитесь, сеньоры! Нельзя же так, — с мольбой взывал доктор.
Вдовая сеньора Пералта попыталась было пробиться к новорожденному, но людская лавина зашевелилась, угрожая раздавить их.
Вскрикнула какая-то девчурка, стиснутая толпой и, как бы вторя ей, заплакал младенец.
Мануэл бросился на подмогу сестрам Пералта, расчищая им путь, но тут его с силой ударили по голове.
— А ну, пошли все вон! Чтоб духа вашего здесь не было! — рявкнул он, брызгая от бешенства слюной. — Что за негодяй огрел меня по башке?!
Разъяренный конюх схватился за метлу, намереваясь на деле доказать, кого здесь надлежит слушаться.
К счастью, тут подоспел падре Марселино, и как раз вовремя: атмосфера накалялась — того и гляди, началась бы потасовка.
— Хватит шуметь, — раздался его уверенный голос.
Но где там, толкотня и ругань вперемешку с молитвами не прекращались.
— Только церковь, братия мои, может вещать о чудесном… То, что ребенок родился в ту же ночь и в тот же час, что и учитель, и тоже в стойле, еще не означает, что чудесное рождество свершилось вновь. Но и это не исключено. Господь вернется на землю… Непременно вернется, слишком уж много греха кругом… Только будущее да пресвятая церковь покажут, кто этот младенец: божественный некто, пришедший на землю в назначенный час, обычный ли человек, сын пьяницы, или посланец сатаны…
Женщины торопливо перекрестились.
— …которому ничего не стоит обмануть доверчивые сердца…
— Расходитесь по домам, — увещевал людей падре Жеронимо. — Две добрые души уже позаботились о малютке.
— Идите, идите с богом, — вторил ему падре Марселино де Арраньо.
И они первыми двинулись к выходу, а вслед за ними прошествовал капрал Жоан Лирика; перед уходом он торжественно пожал руку Мануэлу, которого до слез растрогали слова падре Марселино, — смысла их он, правда, не понял, но уж очень красивыми они ему показались.
Ветер стих, должно быть, устал. Гул удаляющейся толпы напоминал рокот бурного Тежо. Мануэл Кукурузный Початок стоял у дверей конюшни, наблюдая, как растворяются в темноте фигуры людей. Вот и сын от него уйдет…
Он думал об этом и тихонько плакал, не навзрыд, не бессмысленными пьяными слезами. Плакал потому, что ему так нравилось. Потому, наконец, что у него есть сын. Его родной сын.
— Кто здесь? — спросил доктор.
Мануэл собирался ответить, но спазмы сдавили горло. И осторожно, словно боясь кого-то разбудить, он приблизился к доктору.
— А, это вы?
Доктор Леонардо поднялся с соломы и пожал ему руку.
— Пойду пошлю за санитарной каретой.
— Ой, сеньор доктор! В ней же арестантов возят.
— Лучше, чтобы она здесь умерла?
Такой оборот дела ошеломил его.
— Молитесь за нее, если умеете, — добавил врач. — Ее спасет только чудо.
— Но сеньор падре сказал… он сказал, что никакого чуда нет.