Сидро нервно захихикал.
— Смеешься, Рыжик, ты что-то знаешь.
Старик отложил удочку и встал. Дрожащими руками провел по волосам Сидро и, притянув к себе, неожиданно приблизил больные, почти незрячие глаза к самому лицу мальчика.
— Ты что-то знаешь, Рыжик! — повторил Добрый Мул, схватив его за ворот рубашки.
— Я уже сказал, что не знаю, дядя Жоан. А коли не верите, я сегодня же уйду. Не тянет меня кузнецом быть. Когда я перебрался на этот берег, у меня и в мыслях не было здесь застрять.
— Гм! Не тянет, значит… А почему ж тогда согласился?
— Я голодный был.
— Не говорил я тебе разве: никогда не делай того, что не нравится. Это хуже, чем быть голодным. Делать то, что тебе не по сердцу, в тысячу раз хуже, чем голодать. Есть можно траву, землю, кору…
Старик подошел к удочке, но не взял ее. Он волновался и глядел в сторону Кабо, где находилась таверна.
— Хочешь, так уходи. Только зря ты это надумал. Я долго не протяну, и кузня тебе останется. Мариана тебя привечает…
Молчание стеной разделило их.
— Разве нет?!
— Не знаю.
— Она тебе нравится?
— Нет, не нравится. Она могла бы матерью моей быть. Но если вы думаете, будто я хоть раз ее обидел…
— Я ни в жизнь так не думал. Сама она изменилась. Вот уж недели две, как другой стала. Меньше болтает, с мужчинами не любезничает. Любовь имеет свой запах, я тебе говорю. Ты знаешь Конопатого Шико?
— Знаю.
— Так вот. Ты подковывал кобылу хозяина Жоакина. Эту злючку и недотрогу… Я подкрался к таверне, встал у двери. Слышно было, как муха пролетит. А ведь Мариана любит языком трепать, сам знаешь. Никогда не сидит смирно. С норовом кобылка. Думал я их врасплох застать. Ну, да и так все было ясно. Они друг от друга далеко стояли, но чудилось мне, будто его руки от самой двери до стойки протянулись, где она была.
Я сказал: «Добрый день!» — и голос мой задрожал, черт побери. Никогда он так не дрожал. Шико ответил, и так тихо стало. Тихо и беспокойно. Я пошел прямо к ней, с трудом двигался, будто шел навстречу ветру. Ручаюсь, что между ними ничего пока не случилось, но долго эдак не протянется. Не та она женщина!
— Да, не та!..
Жоан Добрый Мул фыркнул, вероятно, над ним смеялся.
— Ни от кого я жалости не принимал, Рыжик! Даже от сына моего. Я из-за нее с ним поругался и не раскаиваюсь. Тебе кажется, я на ногах едва держусь, такой я тощий да хлипкий, только ноги эти стальные. Они не гнутся, не ломаются. А уж коли сломаются, так сразу. На кой черт мне, в мои-то годы, женщина? Это ведь ты спрашиваешь? И все спрашивают, я знаю. Ты от нас близко спишь, а в нашей халупе это все равно что спать в одной постели. Ты умеешь хранить секреты?
— Говорите, дядюшка Жоан, не бойтесь! Давайте я за ней следить буду? Пока я с вами, никто вас не посмеет обидеть.
— Нет, не в том дело. Я еще могу за себя постоять. Смерть мне не страшна. Ружье мое любому дырку в голове сделает. Понятно? Вот так-то.
Поспешная речь утомила его, он задыхался. Растянувшись на траве и закрыв лаза, Жоан Добрый Мул продолжал:
— Я ее встретил в Порто-Алто, и она мне приглянулась. Три года уж с тех пор миновало. Я приехал в повозке — тогда у меня повозка была — и остановился там червячка заморить да с дружком двумя словами переброситься. Она, как обычно, глазки всем строила. Подвода ей была нужна — на поезд поспеть. Я предложил подвезти. Мы разговорились и тут же все порешили. Мне нужна была женщина для компании, для того, чтобы всех прежних напомнить. И я спросил, хочет ли она жить со мной? «А что я за это получу?» — справилась она. Мне по душе пришлась такая откровенность. Раз молодая женщина соглашается быть с таким старым грибом, как я, значит, не без умысла. Так уж лучше честно играть: вот бог, а вот порог. Я ответил: «Таверну на твое имя переведу, сам я кузнец, вот помру, все тебе останется. Об одном прошу, никогда меня не обманывай». И она поклялась. Вроде бы пятью ранами Христа. Уж не упомню, чем она там клялась, главное — условились мы. Я еще ни в чем ее не обманул.
Собака протиснулась между ними и принялась лизать старику руки.
— А теперь вот второй год пошел, как промеж нас ничего нет. Мы спим в одной постели, но ты знаешь, что мы не муж с женой. По ночам ты частенько прислушиваешься. Иль я не прав? Говори, Рыжик, не стесняйся: ты ведь не маленький, это тебя не испортит.
— Правду вы сказали.
Жоан Добрый Мул открыл глаза и улыбнулся.
— Но сейчас дело куда сложнее. Она изменилась. Конопатый Шико вскружил ей голову. Ясно, он добиться ее хочет, и всего-то. Многие бахвалились, но никто не мог ее получить. Он думает, я для него кобылку пасу, только ошибается он. Коли любишь ее, уводи с собой, чтоб духа вашего здесь не было. А может, я и увести ее не дам, котлету из него сделаю, он и пикнуть не посмеет. Не для того я до седых волос дожил, чтобы какой-то проходимец мне рога наставлял. Видал, как она радовалась, когда мы уходили? Да, радовалась, я знаю. Она будет со страху дрожать, как бы я не объявился, и ничего не сделает. Но хоть побалакать с ним, узнать, что он думает, спросить его…