— Для меня ты никогда не играл.
— Да вы никогда и не просили.
Рыжику надо было переодеться, но она и не думала уходить. А сказать он стеснялся.
— Посмотрим, какую ты себе девочку подцепишь, музыканты тоже могут приглашать. Ты танцевать-то умеешь?
— Нет. Не пробовал. Боюсь, ноги отдавлю.
— Чего ты дожидаешься?
— Чтоб вы ушли.
Она засмеялась. Он тоже. Мариана вышла, но продолжала болтать с ним из-за двери тем же дружеским тоном. И ее голос, просачиваясь сквозь тростниковую стену, казался еще мягче.
— Выбирай хорошенькую, слышишь?
— А как я выберу, если танцевать не умею? Они мне пять милрейс заплатят.
— Ух ты, сколько отвалили! Но все равно не теряйся. Хоть бы глазком на тебя там взглянуть… Какие тебе женщины нравятся?
— А почем я знаю? Что-то не задумывался.
Но он солгал, потому что в воображении его сразу возникла Сидалия, смуглая, вся в рябинках, — как они ей шли!
— Всем почти нравятся пухленькие, с пышной грудью.
— Ну, а как же те, кому вы нравитесь?
— Они из-за старика. Провести его хотели. Теперь я их раскусила. А прежде думала, во мне дело.
Вот когда он почувствовал, что становится ей другом. Раньше, наблюдая, как она расхаживает по таверне и обольщает мужчин, он злился, и, бывало, у него руки чесались поколотить ее и запереть в комнате.
Жоан Добрый Мул нетерпеливо заглянул в дверь.
— Как дела, жених? Войти можно?
— Только шляпу надеть осталось.
Мариана тоже вошла вслед за ним и стала искать гребенку. Усадив Сидро на кровать, она зачерпнула пригоршню воды и обильно смочила его рыжие волосы.
— Тебе лучше на пробор.
— А мне больше нравится когда наверх, сеньора Мариана.
— Уж стал разбираться, что тебе идет!
Старик хохотал, перебрасывая шляпу из одной руки в другую. Колени Марианы касались колен Рыжика. Он ощущал их тепло, которое обжигало, заставляя опускать глаза.
Она ворчала:
— Держи голову выше. Я же не могу тебя причесать!
Потом взяла зеркало и поднесла к его лицу:
— Ну как?! Я тебе сказала, без хорошенькой девушки не возвращайся.
— Выбери худую, — подал голос старик. — Худышки точно растут в наших руках. Будто мы сами их создаем.
Мариана с нежностью глянула на него. И разрешила старику надеть на паренька шляпу.
Толпы людей со всех сторон стекались в Терра-Велья. Когда Рыжик очутился в Камаране, спутники попросили его сыграть: пусть все узнают, что идет музыкант.
Он начал с «Гальито», и словно солнце брызнуло из гармоники. Не успел он добраться до фермы, а стайка девушек, бранясь и щипаясь, уже мчалась наперегонки поглазеть на музыканта: больно уж его нахваливают, и, право, недаром.
Староста думал устроить танцы в бараке. Но поденщики, а главное, крестьяне, подстрекаемые девушками, и слышать об этом не хотели: в помещении «страх как душно» и куда вольготнее танцевать в мягком лунном свете на площадке перед загоном.
Сидро был смущен, он впервые играл за деньги и никогда не видел столько девушек вместе. Все его тормошили.
— Иди сюда, здесь темно, музыкант должен сидеть под навесом, не дай бог, еще роса шляпу испортит, — уговаривала его батрачка из Фороса; красный кушак опоясывал ее бедра, приподнимая и без того короткую юбку.
— Волосы у него могут полинять, — поддразнила другая.
Он улыбался, одурев от гвалта и толчеи, и, взобравшись на скирду соломы — своего рода подмостки, болтал короткими ногами в такт стремительной музыке. Девушки просили играть одни фокстроты, под них «хоть напрыгаешься вволю».
— Так до самого Лиссабона допрыгаешь, — съехидничал шустрый батрак.
В загоне для скота быки никак не могли успокоиться. Со жнивья доносился приглушенный перезвон колокольцев.
Под любую музыку плясала молодежь, — жатва была на исходе, и через несколько дней всем, кроме рабочих-сезонников, предстояло разойтись по домам. Здесь было больше девушек, чем парней, и эти чертовки, у которых шило сидело в одном месте, как говорил один пастух, удивительный наглец, — правда, на словах, не на деле, — даже пожилыми не гнушались. А если не находилось партнера, они танцевали друг с дружкой, словно хотели отогнать все грустные воспоминания.
— Пусть музыкант потанцует!
— Огонь мальчик, черт побери, даже волосы у него горят! — воскликнула задорная смуглянка, глаз не сводившая с Рыжика.
Он подмигнул ей, отнюдь не дерзко, ведь ему не доводилось еще попадать в такую переделку и он не научился ковать железо, пока горячо.