Этот отказ несколько умалил его славу.
Старик насупился, и, когда стемнело, все трое молча сели за ужин. Но Рыжик с Марианой и не думали о пари, которое предложил старший конюх падре Тобиаса. Взошла луна. Алсидес волновался. Окончив еду, он надел серую шляпу с увядшим цветком и пожелал Доброму Мулу и его подруге спокойной ночи, которая, кстати сказать, уже наступила. И вдоль по дороге, устремляясь вверх к звездам, привольно полились звуки его гармоники.
Дядюшка Жоан не удержался от вопроса:
— Что за муха его укусила? Опять на танцы?
— Какие там танцы. Одна кривляка велела ему прийти на дорогу.
Старика передернуло от ее тона. Он распознавал некоторые вещи по запаху.
— И что же?!
— А то, что, если он подцепит от нее какую-нибудь болезнь, хотела бы я знать, кто его лечить станет.
— Ясно, не ты. Только знаешь, плохо ему не будет…
Он вернулся совсем больной, но не той болезнью, которой опасалась Мариана. Он брел и брел по дороге, до самого Порто-Алто, по той дороге, что назвала смуглянка, но так и не встретил ее, как ни искал, хоть она и мерещилась ему повсюду. Он чуть было не отдал черту душу, попав в загон, где находилось стадо быков, — а о смуглянке ни слуху ни духу. И он со всех ног бросился обратно, когда вдруг решил, что перепутал дорогу. Во всем виноват негодяй староста: не дал им договориться. Или она дозналась про ту, с красным поясом, которую унесли они с братьями Арренега на полосатом одеяле?
Он примчался на дорогу из Камарана в Терра-Велья, но было уже поздно. Он выбрал дорогу в Порто-Алто, чтобы ее товарки их не заметили, но она этим не смущалась, ей даже льстило быть возлюбленной такого музыканта. Смуглянка поджидала его с заката, для нее ночь начиналась с этих пор. А для него ночь наставала лишь с появлением звезд. Потому он и вернулся на хутор совсем больной, что был уверен: смуглянка его провела. Губная гармошка всю дорогу пролежала у него в кармане.
Старик и Мариана ждали Рыжика. Он пробормотал: «Доброй ночи» — и, выбросив засохшую ромашку, плюхнулся на кровать. Добрый Мул спросил, не нужно ли ему чего-нибудь. Он притворился спящим, даже захрапел. Но уснуть не мог до зари и слышал, как на рассвете петух прокричал в курятнике.
Глава восьмая
Почему не пришли за ним братья Арренега
Когда петухи возвестили утро, он уже был на улице и курил сигарету, прислонившись к дверям таверны. Пристально глядя на дорогу, прорезавшую вдалеке Лезирию, он все еще рассчитывал на встречу с братьями Арренега. Все идут по этой дороге, он не может их не увидеть. «А вдруг они прошли ночью?»
Неудача со смуглянкой повергла его в уныние. Другие увлечения — правда, он был тогда совсем зеленый — оставили, конечно, свой след в памяти, но это… Это было нечто иное, реальное, ощутимое…
Ночи были мучительными и тягостными.
Он вздрагивал, слыша возню за стеной, каждый шорох — вот Мариана, ложась спать, снимает юбку, вот старик целует ее, вот она наливает воду в цинковый таз, моется до пояса. «Какая она, женская грудь? Такая же упругая, как и Марианины руки?» Мысли терзали его.
Добрый Мул, привязавшийся к нему из-за кроткого нрава (гордиться его игрой он стал позже), усмотрел в его покорности признак того, что он нуждается в ласке, и теперь диву дался столь разительной перемене, — во взгляде сквозила нескрываемая вражда, речь сделалась дерзкой, развязной, жесты — резкими, будто слова вцеплялись в него и требовалось силой оторвать их. Старик угадал причину и ни о чем не спрашивал. «Не так ли и Мариана изводилась? Может, что-то промеж них стряслось?»
Сидро знал, что урожай уже убран, однако не терял надежды: вдруг артель осталась на прополку риса. Все зерновые скосили, начинались работы на токах. Лезирия была выжжена солнцем дотла. Однажды утром он ковал лошадь под наблюдением Доброго Мула и вдруг заметил группу женщин у водоема. Сбросив котомки на землю, они пили воду. Он вгляделся получше, и ему почудилось, — да, почудилось, и он поверил, — что одна из них, в желтом платке и голубой блузке, и есть его смуглянка. Он выпустил ногу лошади и помахал женщине, та ответила. И прежде чем хозяин коняги и старик успели вымолвить слово, он уже мчался к водоему быстрее лани.
— Добрый день! — выпалил он, задыхаясь от бега.
Женщина была загорелая и фигурой чем-то походила на смуглянку, но его дружескую улыбку почему-то приняла сдержанно.
— Вы из Терра-Велья, правда?
— Нет, из Аркауса, — ответила она. — Тебе чего-нибудь надо?
Надо ли ему чего-нибудь… Знаешь, детка, есть вопросы, которых не задают. Конечно, надо, не полоумный же он. Ему так хотелось увидеть девушку, ту, что сидела на скирде соломы, и напомнить ей тот вечер и обещание прийти на дорогу. «Ведь я приходил, честное мое слово. Кто виноват, так это подлец староста, он нам помешал сговориться. Или ты забыла, что обещала?»