Есть птицы, которые поют в Михайловском и по ночам. Кроме соловья, это камышевка, козодой, сова...
Мир птичьего Михайловского был безграничен. Он был великим утешителем и целителем поэта. Птицы были всюду. Не только в рощах и лугах, но и в самой усадьбе. Соблюдая «обычай доброй старины», в его доме, в светлице няни, водились чижи и канарейки, а около дома — голуби, скворцы и ласточки, за которыми ухаживала Арина Родионовна.
В этом незаконченном стихотворении, оставшемся в бумагах Пушкина без даты, ощущается реальная ситуация, в которой находился поэт в своем Михайловском доме в годы ссылки.
Долгими зимними вечерами няня часто напевала поэту здешние народные песни. Особенно полюбилась Пушкину старинная «птичья» песня о том, как «Синица за морем жила».
Вот теперь все идут в Михайловское на поклон к Пушкину и его няне. Идут простые люди и непростые — художники, поэты, артисты... Иные приходят рано утречком, когда здесь никого еще нет. Им хочется побыть с Пушкиным наедине.
«Я, как завороженный, ходил здесь и пел, пел всё пушкинское, что знаю и над чем работаю»,— рассказывает в своих воспоминаниях о поездке в Михайловское наш замечательный певец Борис Романович Гмыря. «Я пел белкам и скворцам... Мне так хотелось спеть нянину «Синицу» в ее светлице, что я не утерпел и попросил разрешения у хранителя музея... Я пел с таким задором, с каким пел редко, ибо пел я воображаемой старушке, ее лежаночке, пел Пушкину. В няниной «Синичке» мне мерещился сам Пушкин в образе синицы, принимающей гостей со всех волостей...»
В доме Пушкина, за что ни возьмись, всюду птицы: тканые, вышитые, нарисованные: на полотенцах, скатертях, салфетках, простынях. Ведь птицы и знаки птиц — всё это знаки добра, здоровья, это символ радости жизни, плодородия земли... Сел за стол писать — брал в руки перо гусиное, или лебединое, или аистиное.
Велел самовар подать, чтобы чаю испить, а у самовара кран в виде птичьего клюва. Подошел к горшку-водолею руки помыть, у того носик от «золотого петушка». Обедать сел — на столе тарелки и блюда фаянсовые, расписанные птицами... А весною к утреннему чаю на стол подавались печеные крендельки — «жаворонки».
Весною птиц выпускали из клеток на волю... Даже там, на юге, «на чужбине», Пушкин «свято наблюдал» этот «родной обычай старины», обычай древний и трогательный. 25 марта с началом весны, в благовещенье, люди выпускали на волю птиц, до того долгую зиму сидевших у печей.
В пушкинское время было немало стихов на эту тему. В них обычно писалось о радости освобожденной птички, о пробуждающейся весне, о празднике природы. Такие стихи можно было встретить почти в каждом доме, в семейных альбомах друзей и знакомых Пушкина, Листы таких альбомов украшались набросками покинутых птичками «золотых клеток», рисунками, изображающими пичуг, порхающих среди цветов...
Одно из таких стихотворений принадлежит современнику Пушкина, малоизвестному поэту Федору Туманскому. Оно было написано в 1823 году. Пожалуй, это единственное произведение Туманского, которое осталось в памяти народа. Напечатанное в 1827 году, оно пользовалось огромной популярностью.
