После этого, в видеокамеру, госпожа Браун рассказала, как ее тогда арестовали, за хуесоса, прямо на сцене, прямо в ее сказочных нарядах — в красном платье и в красных перьях, и увезли в тюрьму, и продержали в общей камере несколько дней. Она сидела там с разными мужиками, и никто не смел ее тронуть. Потому что, как ни была тонка и изящная госпожа Браун, но тестостерон у нее был в норме, и мышцы развиты, как это и надо простому водителю огромного грузовика — кем госпожа Браун, урожденный господин Браун, когда-то работала.
«Но ваши тонкие нежные руки! — воскликнула Адоная-Ламаная. — Как в них могли спрятаться мышцы водителя огромного грузовика!» «Мужское прячется в женском, потом женское прячется в мужском, но у меня ничто не прячется никогда, это, наверное, потому что характер у меня такой, нескрытный, я то такая, то такой, я люблю всю себя показать!» Адоная-Ламаная снова засмеялась безудержно. Госпожа Браун любовалась ей. И вдруг она вспомнила, что видеокамера все еще снимает, пленка крутится, фиксируя слова и взгляды — госпожа Браун посмотрела в объектив, но на самом деле она смотрела на Маркиана, в глаз Маркиана, безмолвно снимавшего все, чтобы потом где-то невидимо смонтировать и щедро отдать, как чужое.
Он присутствует невидимо, как ангел! — так подумала тогда госпожа Браун.
Закадровым текстом к той части фильма, где госпожа Браун кормит бездомных кошек, яркая женщина в ярком осеннем парке, Маркиан выбрал отрывок из статьи, напечатанной в городской газете «Глаз» пятьдесят лет тому назад. Он оставил истошное кошачье мяуканье, радостное и молящее — госпожа Браун распределяла корм, а у кошек нет терпения ждать своей очереди — лишь немного убавив его громкость, и сам, очень мягким, спокойным, приятным голосом, намурлыкал давние-давние слова какого-то безымянного журналиста. Эта вырезка, фигурными ножницами, из газеты висела у госпожи Браун, обрамленная рамочкой, на стене ее квартиры — начало и конец обзора ночных увеселительных заведений навсегда утонули за волнистой линией краев.
…Но это только начало. И вдруг настроение толпы меняется, когда рыжеволосый конферансье объявляет: «Леди и джентльмены! Мы счастливы вам представить великолепную, неподражаемую, непредсказуемую Госпожу Браун!»
И появляется «она», бугай с квадратными плечами! Ее серебряные волосы подпирают потолок, пышное красное платье заполняет всю сцену, и красный газ рукавов не скрывает внушительных бицепсов, достойных боксера-тяжеловеса.
Нет, никаких тебе худеньких юношей в трепетных образах Джуди Гарланд или Барбры Страйзанд. Не-а, наша Госпожа Браун — это самый настоящий водитель-дальнобойщик, заехавший в очень странные дали.
Публика сходит с ума. Люди хлопают в ладоши, свистят, стучат по столам.
Госпожа Браун поет блюз — с профессионализмом неожиданной высоты, ее сильный, прекрасный голос поднимается над всем и вся, а ее слова!.. Вот тут вы ни за что не догадаетесь, как она изменит классическую лирику, какой новый — живой, и смешной, смысл вдруг придаст всем известной песне!
Когда, в конце 1960-х, Госпожа Браун начала появляться на сцене, она, в самом деле, работала водителем грузовика. Ей было сорок лет, она была уже трижды жената, отец четверых детей. Днем Госпожа Браун крутила баранку, вечером снимала с себя пропахшие потом и бензином штаны и рубашку — и надевала шикарное вечернее платье.
Это присутствие мужлана в Госпоже Браун кажется нелепым только на первый взгляд. Вчера ночью, когда, после выступления, Госпожа Браун направлялась к ожидавшему ее такси, группа агрессивно настроенных подростков окружила ее. Но наша дива отвесила такие сокрушающие удары своими стальными кулаками, что, возможно, лишила некоторых из них целостности носов и челюстей…
Я слышу, как взрывается публика. Парень рядом со мной свистит, что есть мочи, надеясь, что Госпожа Браун исполнит еще не одну песню на бис. Он счастливо смеется и говорит своему спутнику: «С ума сойти, как она прекрасна!»
Съемки фильма закончены, и где-то в глубинах монтажной Маркиан сращивает части — создает мир. Адоная-Ламаная больше не звонит госпоже Браун по утрам, но они продолжают общаться — Адоная-Ламаная навещает госпожу Браун почти каждый день, они вместе ходят в парк кормить кошек. Адоная-Ламаная держит госпожу Браун за руку, когда они переходят перекресток, и госпожа Браун трепещет. «Я была гей-звездой, — говорит госпожа Браун, — но я всегда любила только женщин. Ты не смотри, что на мне платье — я простой мужик, дальнобойщик, и у меня есть еще вполне себе приличный хуй. Если хочешь, я его тебе сейчас покажу, только дождемся этих с собакой, когда они уйдут. У меня такой хуй, я тебе скажу! У меня было три жены, и все они меня любили до конца своих дней. Я тебя познакомлю с моими детьми, внуками, правнучками — ты увидишь, как много хорошего для этого мира сделал хуй этой женщины!» Адоная-Ламаная хохотала. «Я неожиданная, да?» — спрашивала госпожа Браун.