Легостаев появился, когда она была уже на грани истерики, подошел к ее кровати, по-ковбойски уселся на стул. Он выглядел целым и невредимым. Вот только одно ухо у него пылало и топорщилось.
Словно камень с души упал! Лиза всегда считала это выражение образным, но, как только она увидела Макса, живого, с идиотски оттопыренным ухом, сразу почувствовала, как исчезла невидимая плита, давившая на грудь, мешавшая дышать.
Ну и пусть он подонок… зато живой. Спасибо тебе, Господи, что он живой!
– Давай поговорим, – сказал Макс.
Теперь, когда она убедилась, что с ним все хорошо, можно было обижаться, можно было начинать его презирать…
Лизавета кивнула: теперь она может себе позволить быть великодушной.
Легостаев сказал, что она разговаривала, звала его по имени. Он уговаривал ее повторить этот подвиг, а она не смогла. Точнее, боялась до чертиков, что вместо нормальной человеческой речи выдаст какую-нибудь абракадабру. За год немоты она просто забыла, как это делается. Наверное, Легостаев не врет и она тогда на самом деле заговорила. Наверное, это хороший знак и профессор Полянский был прав. Наверное, ей стоит попробовать, но не сейчас, не при нем.
Кажется, Легостаев расстроился даже больше, чем она сама. Нет, не расстроился, а разочаровался. Как маленький мальчик, который ждал в подарок на день рождения железную дорогу, а получил пару носков. Это разочарование было таким очевидным, что Лиза расплакалась.
Она плакала и убеждала себя, что это от стресса, а обида тут совсем ни при чем. А впереди ее ждало новое потрясение – этот день был богат на потрясения, – Легостаев и не собирался ее предавать! И никакой он не подонок, спасибо тебе, Господи. Он порядочный, честный и… очень смелый.
Она ошалела от радости и допустила страшную бестактность, повела себя так, словно они друзья. А он испугался – по глазам было видно. И, наверное, в который уже раз пожалел, что связался с ней. Мало того что общение с ней опасно для жизни, так она еще и о субординации забывает…
Легостаев уходил так поспешно, что чуть не опрокинул стул, на котором сидел.
Он больше не придет – Лиза поняла это сразу. Он выполнил свой гражданский долг, в который уже раз. Наверное, он не бросит ее на произвол судьбы, скорее всего, оплатит ее пребывание в больнице, а потом предоставит властям разбираться с ходячей катастрофой Лизой Тихомировой. Наверное, ее будут допрашивать и ей придется давать показания. Наверное, после допросов и показаний ее депортируют из страны как нелегалку. Может быть, возьмут на себя расходы по ее депортации. В общем, в ее жизни скоро все образуется…
Раненое плечо болело все сильнее. Наверное, можно было бы попросить обезболивающее, хотя бы анальгин, но Лиза стеснялась. Она и так здесь на птичьих правах. Незачем усугублять…
Анна, сестра Легостаева, заглянула в палату поздним вечером. За ее спиной маячил рыжий мужчина в хирургическом костюме. На лице мужчины читалось раздражение и чуть-чуть любопытство. С чего бы это?
В глаза Анне Лиза смотреть боялась. Сестре Макса досталось больше всего, она побывала в заложницах у тех страшных людей. Теперь у нее есть полное моральное право осуждать и ненавидеть виновницу своих бед.
– Как дела? – Анна не улыбалась, но и слишком злой не выглядела. Наверное, у нее железная выдержка, умеет держать себя в руках в любой ситуации. – Могу я войти?
Она еще спрашивает…
Лиза кивнула, здоровой рукой сделала приглашающий жест. Анна обернулась к рыжему мужчине, сказала ласково:
– Вовка, погуляй в коридоре, я ненадолго.
Мужчина бросил на Лизу сердитый взгляд, скрылся за дверью.
Анна уселась на стул, на котором не так давно сидел ее брат, закинула ногу за ногу. Полы линялого казенного халата разошлись, и Лиза увидела, что колготки на коленях порваны, а сами колени разбиты. Анна проследила за ее взглядом, усмехнулась:
– Ерунда, боевое ранение наподобие твоего, только полегче. Колготок, правда, жалко, но Максим поклялся купить мне десять новых пар, так что я, похоже, внакладе не останусь, – Анна посмотрела на нее задумчивым взглядом и сказала, теперь уже без тени улыбки: – Но я не затем пришла, чтобы о колготках поболтать, сама понимаешь. Наверное, стоило дождаться завтрашнего дня, но боюсь, что до завтра я могу перегореть и передумать. Я не буду тебя ни в чем обвинять, тебе тоже досталось, но ты должна меня понять. Мы все побывали в очень опасной переделке, и это чудо, что все закончилось благополучно. Лиза, у меня маленькие дети, двойняшки… Если бы со мной сегодня что-нибудь случилось, они остались бы сиротами. А если бы что-нибудь случилось с Максимом, наши родители этого бы не пережили. Понимаешь?