Проницательный Давид, боясь вспугнуть недоверчивую закомплексованную девушку, постепенно и осторожно приручал её. Осмотрительно и намеренно не торопил события, а выжидающе следил за степенью погружения в чувство.
Шаг за шагом приучая к физическому контакту.
Легонько обнимал напрягающуюся от мужских прикосновений Леру за худенькие плечи, притягивал ближе, щекотал щёки жарким дыханьем, обволакивал едва различимым бархатным шепотом.
Лаская, мягко запускал руки в волосы, бережно прижимал голову к себе, давая восприятию впитать, насытиться и утонуть в своём демоническом тепле и запахе.
Прижимался лбом, гипнотизирующе погружая в бездонную пучину своих колдовских глаз. Необратимо вливался в её расширяющиеся зрачки, словно сканировал мозг и обживался там навсегда.
Коротко и нежно трогал лицо тёплыми губами. Следил за тем, как темнеют и затуманиваются глаза, тихо вздрагивает тело.
Иногда целовал. Жадно, грубо, ненасытно. Вытягивая запутавшуюся душу, лишая воздуха, обрушая мир и сметая установленные запреты.
Оставляя девушку задыхаться в полном смятении с подкашивающимися ногами и отчаянно колотящимся сердцем.
Лера увязала всё больше и чувствовала полный разлад головы и сердца.
Расстроенно видела по задерживающимся взглядам прохожих, как странно и негармонично выглядит их пара. Особенно, когда идут под руку.
Презентабельного вида крупный, властный мужчина, с гордо поднятой головой, уверено и повелительно рассекающий толпу.
Который выглядит старше своих тридцати семи лет.
И рядом — щуплая, небогато одетая девушка с широко распахнутыми извиняющимися глазами, больше похожая на несмелого подростка или старшеклассницу.
Но Давида нисколько не смущал контраст между ними.
Если Лера в общественных местах соблюдала расстояние и отходила на пару шагов, делая вид, что они просто знакомые, то Марков, наоборот, всеми действиями демонстрировал, что они не случайные попутчики и между ними существует близкая связь. Чем дальше отодвигалась она, тем своенравней и черней становился его взгляд, плотно и бесцеремонно приближался к девушке.
Однажды специально назначил свидание возле своей работы в тот час, когда закончился трудовой день и сослуживцы тесной кучкой выходили из дверей министерства. Показательно обхватил Леру руками и прижал к себе, строго шепнув в ухо:
— Не брыкайся! Сотрудники из нашего отдела идут, — и ухмыльнувшись, удовлетворённо прокомментировал, — О! Наконец-то… Увидели. Насторожились. Разглядывают нас. Зашептались… Завтра расспрашивать будут.
И возмутился:
— Лера, не понял!.. Что ты прячешь лицо? Выше нос, не бойся. Пусть посмотрят КАКАЯ у меня девушка!
На эскалаторе становился на ступеньку ниже, поворачивался к Лере, кольцом своих рук защищал от торопящихся пробежать по ступенькам пассажиров, поддерживал и оберегал. Упрямо и вызывающе глядя в её виноватые глаза.
Ей было безумно стыдно… Перед людьми — за связь с Давидом, перед Давидом — за свою трусость, перед собой — за всё сразу!
Через какое-то время у неё образовалась колючая корочка из цинизма, спасающая измученную ранимую совесть. Перестала болезненно реагировать и обращать внимание на окружающую толпу, на осуждающие взгляды.
Не уклонялась от коротких подбадривающих поцелуев при посторонних, а тайно посмеиваясь над своей наглостью и бесстыжестью, ответно тянула губы.
В этой разноликой текучей массе ценным оставалось только ЕГО мнение.
Мужчина облегчённо вздыхал и довольно улыбался.
Лера научилась не стыдиться и не отшатываться от Давида, когда, держась за поручень и нависая над сидящими в вагоне метро пассажирами, они мягко склеивались лицами, проваливаясь в созерцание и бесконтактную ласку друг друга сияющими глазами.
Зачастую ловя гневные и бичующие взгляды высоконравственных бабушек. Те надменно сжимали тугие ротики в осуждающую куриную гузку. Подтягивали сумочки к груди, брезгливо подбирали ножки, дабы держаться от грязных нарушителей нравственности подальше. Презрительно отворачивались, высокомерно вздёргивая трясущиеся от негодования подбородки.
Взор Давида выстреливал свинцом и темнел. Он хищно раздувал ноздри и раздражённо скрипел зубами. Яростно, с приглушённым рычанием выдыхал, зловеще ухмылялся. Тесно прижимал закипающую от обиды девушку к груди и нежно касался губами рта.
Нагло подмигивал шипящей и плюющейся ядом негодования даме и, закрывая несчастную Лерку спиной, увлекал в сторону от свирепеющей наблюдательницы.
Потом оба по-ребячески переглядывались, хихикали, и ехидно косились на оскорблённую особу.
Глава 10. Страхи
Лере стало совершенно безразлично как относятся незнакомые люди к их связи. Теперь на публике, забывшись, без приглашения брала мужчину под руку и не контролировала выражение лиц мелькающих прохожих.
На улице спокойно прижималась к Давиду сама, и прятала лицо в воротник дублёнки, чтобы с наслаждением вдохнуть, ставший родным и сводящий с ума, запах любимого человека. С прищуром дерзко и вызывающе встречала беспардонные взгляды любопытствующих.
Но к тому, чтоб кто-нибудь из родственников или коллег по работе увидели её вместе с Марковым, была не готова. И категорически против.
Родственники донесут родителям, а их реакция предсказуема. Запросто могут прикатить в столицу, устроить громкий некрасивый скандал и чуть ли не за шиворот утащить обратно в отчий дом. Слушать оправдания не станут. Как обычно… И больше шанса вырваться на свободу не будет…
А коллеги… Под их прицельными и бдительными взглядами приходится проводить большую часть времени. Это такая разношёрстная и любящая позлословить публика — дай только повод и потом держись покрепче!
Они, не особо вдаваясь в неинтересные подробности, бросят беглый взгляд на внешность мужчины, сделают пакостное заключение, которое досыта накормит общее любопытство и запомнится паскудством: «Корыстно связалась с богатым взрослым мужиком. Ради денег или прописки обслуживает папика. Может и не одного».
Заклеймят позором, будут шушукаться, передавать и плодить сплетни на весь район — это однозначно! Фантазии и подковырки злых языков бывают ядовитыми, безудержными и болезненными.
Ей рассказывали подобные истории, поэтому слышала с каким отвращением и презрением отзываются об этих девушках. Ярлык продажной девицы приклеится на долгие годы.
Лера печально осознавала — «дружболюбовь» с Марковым явление кратковременное и скоро закончится, а репутацию себе испортит надолго. Ни один здравомыслящий человек не поверит в сказку о платонической любви, о том, что физической близости между ними нет и не планируется.
Поэтому, пугая разрывом отношений, просила Давида не приезжать к сберкассе и не приближаться к её дому.
Мужчине не нравился, настораживал и уязвлял ультиматум. Среди его ровесников-друзей многие встречались с девушками значительно моложе их, и не видели в этом ничего предосудительного. Знал несколько семейных пар с большой разницей в возрасте.
Он угрюмо полу-интересовался, полу-утверждал:
— Стыдишься меня? Почему?
— Да!!! — с отчаяньем откровенно отвечала Лера, — Вы должны понимать, что обо мне подумают, видя в отношениях со взрослым человеком.
— А что подумают? И кто подумает? Тебе важно мнение этих людей и как ты выглядишь в их глазах? — не сдавался и зло задирался Давид.
— Будут считать одно — что я Ваша любовница! Мне с ними работать целыми днями и… годами. И станет неприятно и обидно, если начнут мыть кости, ехидничать, подсмеиваться, — возмущалась его удивительной непонятливостью и безразличием к создаваемым им проблемам, — А дядя сообщит родителям! Будет грандиозный скандал! Они приедут и заставят меня вернуться домой.
— Тогда говори на работе, что я твой жених! Мне не пятьдесят лет, чтоб настолько стесняться меня и нашей разницы в возрасте! — Искренне обижался мужчина. — И кстати, в наше время быть любовниками не унизительно! Это только ты всего боишься. Выдумываешь несуществующие проблемы. Загоняешь себя в кособокие рамки своими неизжитыми комплексами. На самом деле — никому нет дела до того, с кем ты встречаешься. А с твоим дядей и родителями я бы очень хотел познакомиться! — Раздражённо напирал он.