— Пьяный за рулём?! Как доехал в таком состоянии? Как можно ехать с тобой?!
Давид с раскаяньем вздыхал, слабо огрызался, смотрел довольными глазами, обнимал и пытался успокоить. С грехом пополам завёл машину, и они ПОЕХАЛИ!
Не на Крёстный ход, конечно… К его холостому сварливому другу Андрею на Кутузовский проспект…
Лера, набычившись и обхватил себя руками, ехала по сверкающему вечерними огнями городу. Испытывала отчаянье, злость и бесконечное удивление. От себя. От того, что её зависимость от Маркова переходит все нормы и границы разумного.
Не было ни капельку жутко оттого, что едет с пьяным за рулём! Это же Давид! Значит — море по колено. Не боялась попасть в аварию… Ловила себя на сумасшедшей мысли, что даже хотелось катастрофы… Все метания и неопределённость закончатся. Погибнуть вместе с ним — это не страшно. Это — ВМЕСТЕ.
Спать остались на Кутузовском. В этот раз ночная борьба была особенно жёсткой и агрессивной, сказалось неадекватное состояние Давида. Он во что бы то ни стало желал именно сегодня перейти рубеж и овладеть девушкой.
Барахтались, ругались и полночи остервенело выясняли отношения.
В битве за свою неприкосновенность Лера слегка надорвала мочку уха мужчины…
Утром он был в высшей степени мрачен и молчалив. Пасмурно распрощались с хозяином квартиры и не глядя друг на друга вышли из дома.
Сели в машину. Лера, отчаянная и взбешённая от прошедшей ночи, поняла — у неё скопилось достаточно мужества и злости задать самый страшный и мучительный вопрос:
— Давид, кто такая Ира?
Он заметно изменился в лице. Боевой задор опал, перестал метать молнии и растерянно посмотрел на неё. Потянулся за сигаретой, закурил.
Лера, внутренне рыдая, повысив голос, с нарастающими истеричными нотками повторила:
— Давид! Ответь — кто такая Ира? Твоя любовница?
Сердце гулким метрономом отсчитывало удары до обрушения мира.
Давид напряжённо молчал, медленно и глубоко втягивал сигаретный дым, неподвижно уставившись в одну точку. Воздух противно звенел надвигающейся катастрофой.
Девушка обречённо поняла, что эта женщина ни выдумка, ни навет отвергнутого соперника. Она реально существует и у неё интимные отношения с человеком, в которого Лера влюблена до беспамятства.
Стало трудно дышать, грудь сдавило в железное кольцо, всё внутри пульсировало.
Сосредоточилась, сжалась, прикрыла глаза — терпеть! Не выпустить слёзы, не унизиться. Не показать, как обидно и больно. Изображать безразличие, это уязвит мужчину…
И… с чего бы ей ревновать, они же только друзья? Не любовники…
Какой же абсурд!!! Сама себя загнала в угол…
Давид повернулся. Чуть прищурившись пристально рассматривал Леру, тяжело обдумывая ответ. Неожиданно выражение лица резко изменилась на откровенно жестокую и злую гримасу. Окинул наглым вызывающим взглядом, цинично скривился, желчно и грубо произнёс:
— Да — любовница. Я здоровый, взрослый мужчина. Физиологию никто не отменял. Мне нужен секс! Ты же мне отказываешь.
Всё… Мир обрушился…
Она опустила голову, часто заморгала, отвернулась, моля высшие силы не дать разрыдаться прямо сейчас. Рвались ещё несколько вопросов, но молчала. Не смогла бы ничего говорить. И о чём спрашивать? Всё предельно ясно и мерзко. Без комментариев и обиняков.
Ехали в нудной давящей тишине, он яростно крутил руль и искоса тревожно поглядывал на бледную напряжённую девушку.
Остановились, взял за руку, с силой сдавил пальцы:
— Я тебя люблю. Понимаешь? Те-бя! Те-бя! — будто вбивал в мозг, чтоб дошло…
Не поднимая глаз натужно выдавила:
— Её… тоже просишь… родить?
Раздражённо прорычал низким голосом:
— Если бы я хотел ребёнка от неё, то он бы уже был! Мы встречаемся не первый год. Лера, я хочу, чтоб у нас с тобой был общий ребёнок! Мальчик или девочка — неважно. Просто, если родится сын, то имя для него я уже выбрал.
Лера закрыла лицо руками — чудовищно… Подлец. Непостижимо. После всего снова говорит об ребёнке?! Насмехается?! Издевается?!
Надо рвать все отношения… Мерзость. В какую грязь она вляпалась…
— Лера, упокойся! Не горячись, не делай глупостей! Ты молодая, эмоциональная, многого не понимаешь и принимаешь слишком близко к сердцу. Повзрослеешь, посмотришь на всё немного по-другому. Если бы у нас с тобой была близость, то никого бы больше не было.
Я. Люблю. Тебя. Люб-лю!
Мне тоже сложно. Пойми это. Я не понимаю тебя и что ты хочешь. Мне нельзя приближаться к твоему телу, дому, работе. Стыдишься показать меня родным. Не прочь завязывать новые знакомства и встречаться с молодыми мальчиками. Думаю, наступило время определиться и сделать выбор. Всё зависит от тебя. Ты должна принять решение. Я не буду брать тебя силой.
Относительно меня — знаешь о чём мечтаю. Я тебя не обманываю.
Выбирай — что будет дальше.
Слова доходили как глухой, лишённый смысла, шум. Как после контузии. Сухими, выгоревшими глазами заново рассмотрела внезапно ставшее чужим и незнакомым лицо.
Давид с горечью, напряжённо вглядывался в неё:
— Лера! Поверь — всё будет хорошо! Пожалуйста, не глупи! — простонал он.
Вырвала ладонь из его руки, низко опустила голову, не прощаясь вышла из машины.
Глава 24. Боль
Вокруг образовался вакуум. Вымер город, исчезли люди, машины, звуки и цвета. Только она и переполняющая, убивающая всё существо боль. Шаталась по улице бездумно, как испорченный дезориентированный робот, втыкалась в препятствия, не ждала зелёного сигнала светофора. И не понимала, как жить дальше.
Влепилась в киоск «Табак», пустыми глазами уставилась в вывеску, обошла его. Остановилась, вернулась. Купила сигареты. Когда-то она старательно училась курить, чтоб не отставать от современных, стильных девушек. Худо-бедно освоила пагубную технику, но это умение не прижилось. А сегодня оно казалось жизненно необходимым.
Сидела в своём холодном подъезде у открытого окна, курила, ненасытно втягивала и глотала дым, не замечала катящиеся по щекам чёрные от туши слёзы. Голова кружилась и разламывалась, к горлу подступил отвратительный комок тошноты…
В белёсом ледяном небе беззвучно кружила огромная стая голубей, голые верхушки деревьев раскачивал ветер. Высота отчаянно звала за собой, манила. Обещала освобождение. Безумно хотелось шагнуть в равнодушное окно и навсегда прекратить дикую боль.
Склонилась над пустотой, увидела оттаявшую коричневую землю. Всё завращалось и поплыло. Леру вырвало. Хватанула трезвящий глоток студёного воздуха. Медленно опустилась на грязный бетонный пол, сжалась в комок.
Унижена, растоптана, уничтожена… Теперь точно — всё. Предел достигнут. Пора ампутировать это ненормальное чувство. И вспомнить как же это — жить БЕЗ НЕГО…
Давид звонил каждую смену. Услышав голос молча опускала трубку.
Через несколько дней получилось выдавить:
— Не звоните мне больше.
Она снова перешла на «Вы».
Услышала блеклый ответ:
— Хорошо, не буду. Больше не позвоню.
Слова острым шипом воткнулись в сердце. Не позвонит!.. Ушла умирать в подсобку.
Тихо стонала и выла, закрывшись в туалете. В кровь кусала губы, умывала лицо, охлаждала холодной водой покрасневшую кожу, смывала потёкшую тушь. Курила, нарушая все служебные запреты. Её тошнило, рвало. Посерела и похудела за неделю, исчез аппетит, ныл измученный желудок, кружилась голова.
А назавтра, вопреки обещанию, Давид снова звонил. Снова звучал его осторожный голос и всё повторялось по сценарию предыдущего дня. Из смены в смену. Это был круговой замкнутый ад.
Всё рвалось и, раздирая в клочья душу, пикировало по живым, кровоточащим ранам, когда он соглашался не тревожить её и покорно клал трубку.
Через секунду была готова на что угодно — перезвонить, встретиться, влезть в телефон и промчаться по проводам, лишь бы вместо коротких, мучительно пульсирующих разлукой гудков услышать родной и ненавистный голос.
Ужасалась над собой, над собственным малодушием. Концентрировалась, превращалась в камень, невидяще брела на рабочее место. До следующего звонка.