— А нельзя было сделать как-нибудь так, чтобы Элен оправдали, а его нет?
— Нет. Либо обоих признали бы виновными, либо ограбление объявили бы не совсем ограблением, а так, детскими шалостями. Нет преступления — нет и преступника. Твоя сестра сказала, что изначально план был задуман как шутка. И если, по словам адвоката, девица крала в некоторой степени у самой себя, наказывать тут некого. Обвинить Тодда могла только Элен, и адвокат ей это предлагал, но она почему-то не сказала против него ни единого слова. Даже не упомянула, что он ее обманул и привязал к кровати.
Зоэ кивнула.
— Думаю, в ней еще осталась привязанность к Тодду. Кроме того, сестренка чувствует себя виноватой во всем и не желает винить больше никого. Я впервые вижу у нее столь глубокое раскаяние, она даже собралась пойти в церковь и исповедаться во всем, чтобы получить совет священника. Может быть, эта история и впрямь ее чему-то научила. Например, ответственности за свои поступки.
Они постояли рядом, почти соприкасаясь плечами.
— А когда я смогу получить обратно драгоценности? — помолчав, нерешительно спросила Зоэ.
— Думаю, я привезу их завтра утром. Когда завершу все необходимые формальности.
Улыбка озарила ее лицо, как солнечный луч. Прежняя Зоэ — его, Оливера, Зоэ, которой ему так не хватало, — вернулась. А чужая женщина, которая ему не доверяла и смотрела колючим взглядом, исчезла, будто ее и не было.
Зоэ похлопала его по плечу — весело и по-дружески, и от ее прикосновения по телу Оливера разлился неуместный жар.
— Спасибо огромное! Но все-таки, Оливер, простишь ли ты меня когда-нибудь? Это очень много для меня значит, честное слово.
Полицейский изобразил улыбку, означавшую «да ладно тебе», хотя на душе у него скребли кошки.
— Пустяки. Ты исполняла свой долг, а я — свой, вот и все. Ни о каких извинениях тут речь не идет, прощать нам друг другу нечего.
Явился Гастон Дельбрель и позвал Оливера, тот ушел с коллегой, дружески кивнув Зоэ на прощание. Она немного постояла, глядя ему вслед. Казалось бы, разговор завершился весьма удачно. Оливер не держал на нее зла, судьба Элен была улажена, драгоценности вернутся завтра… Но Зоэ хотелось большего.
Она не успела поговорить с ним о своих чувствах. Сказать, как уважает его и ценит все, что он сделал для нее… Молодая женщина восхищалась его внутренней силой, самоконтролем и стремлением к справедливости. Он принял ее извинения куда лучше, чем Зоэ того заслуживала.
Да, Оливер был в гневе, но разве он не имел на то веской причины? А потом сумел взять себя в руки и выслушал ее жалкие доводы. И даже сказал, что на ее месте сделал бы то же самое для любимого человека.
Нет, Оливер выразился как-то иначе… Ах, да — для любимой женщины.
Оливер Сайленс был самым восхитительным мужчиной, которого Зоэ встречала в жизни. И она нуждалась в нем. Хотела его прикосновений, его поцелуев, хотела видеть его русоволосую голову рядом со своей на подушке. Как приятно было бы, просыпаясь после ночи любви, пить в кухне кофе с круассанами и говорить ни о чем, любуясь его мужественным профилем!
Зоэ стояла напротив дверей, ведущих в зал суда, прислонившись к стене и едва не плача. Дело они выиграли, пропажу обнаружили, но случилось кое-что поважнее всех на свете пропаж. Зоэ не могла лгать себе: она понимала, что именно случилось.
Поздно беспокоиться о том, как бы не влюбиться в Оливера. Она уже влюбилась в него, влюбилась по самые уши.
9
Услышав звук колокольчика, Зоэ бросилась к двери, едва не опрокинув чашку с кофе. Вихрем промчалась по садику, завидев за оградой бело-синий полицейский автомобиль. Оливер приехал на машине не потому, что ленился ходить пешком, а потому, что груз, который он привез, был слишком ценным.
Вместе, с Оливером из автомобиля вышел улыбающийся Гастон Дельбрель. Дружески расцеловав Зоэ в обе щеки, он вручил ей металлический ящичек. У молодой женщины перехватило дыхание от волнения.
— Это… они?
И, не дожидаясь ответа, она подпрыгнула, как ребенок, и повисла на шее у Гастона.
Оливеру было необыкновенно приятно видеть ее такой счастливой. Вся она словно светилась изнутри, даже светлые волосы казались сегодня особенно яркими. На Зоэ был короткий шелковый халат с экзотическими бабочками, и его радостные цвета добавляли картине ощущение праздника.
— Подождите радоваться, — нарочито хмурясь, сказал Оливер. — Сначала пойдемте в дом, нужно проверить по описи, все ли пропавшие вещи здесь. Может быть, что-то спутали — вас ведь не было рядом при опознании всех этих колечек и цепочек.
Зоэ кивала, улыбаясь, но полицейский с ужасом заметил, что по щекам ее ползут прозрачные капли.
— Не плачьте! — взмолился Оливер. — Я почти уверен, что все на месте!
— Дело не в этом, — ответила Зоэ, смаргивая слезинки. — Я… Не обращайте внимания… Это нервное. Я ведь уже не надеялась, что бабушкины драгоценности вернутся. Пойдемте скорее в дом, я хочу их видеть!
— Ты можешь ехать, Гастон. — Оливер махнул подчиненному рукой. — Я займусь описью сам.
Весело кивнув Зоэ на прощание, Дельбрель сел в машину и укатил. Оливер поспешил вслед за хозяйкой к уютному домику. Молодая женщина шагала, едва ли не подпрыгивая, и прижимала шкатулку к груди, как малого ребенка.
— А где ваша сестра? — спросил Оливер, все еще не оставляя официального тона. Он присутствовал здесь как должностное, а не как частное лицо, и неважно, какие воспоминания ему навевают и этот дом, и ухоженный садик.
— Элен дома, в спальне. Может быть, она уже проснулась — мы ведь подняли такой шум!
— Как она? В порядке?
Зоэ на миг оторвалась от драгоценного ящичка и с улыбкой обернулась к Оливеру. Так мило с его стороны спросить об Элен! Он беспокоился о девушке, доставившей ему почти столько же неприятностей, как самой Зоэ. Вот чего он еще не знал, так это того, что отныне старшая сестра решила привести жизнь младшей в порядок. Поразмыслив, Зоэ поняла, что отчасти сама виновата в падении Элен: девочке с избытком хватало любви и внимания, но недоставало чувства ответственности, вот она и принялась искать дополнительных развлечений на стороне.
— С ней все хорошо, — ответила Зоэ. — Вот только умудрилась в жару подцепить простуду, наверное, ее продуло в машине. Надеюсь, что это не грипп. Ей нужно несколько дней полежать в постели.
Она распахнула дверь и сразу устремилась к столу. Осторожно открыла шкатулку и принялась извлекать ее содержимое. Оливер смотрел, как она любовно касается ювелирных изделий — будто те являются живыми существами, и в очередной раз подумал, что для Зоэ драгоценности важны не столько из-за их цены и красоты, сколько как вещественная память о любимых людях.
— Бабушкино колье! — радостно воскликнула молодая женщина. — То самое, которое дедушка подарил ей на свадьбу! Оно досталось ему по наследству от матери и обычно принадлежало старшей женщине в роду… А это? Ах, брошь с миниатюрным портретом прадедушки! А вот обручальные кольца бабушки и дедушки, со сплетенными инициалами…
Одну за одной Зоэ вынимала драгоценности и раскладывала на столе, залитом солнцем. Вскоре там уже образовалась небольшая выставка. Крупные камни отбрасывали цветные блики, золото и серебро матово поблескивало. Оливер не забывал делать отметки в описи. Вскоре стало ясно, что все на месте, и Зоэ со вздохом облегчения откинулась на спинку кресла. И вдруг, вспомнив что-то, встрепенулась и всплеснула руками.
— Ох, Оливер! Я забыла самое главное — альбом с фотографиями! Должно быть, он остался в машине у Гастона.
Оливер закусил губу. Он знал, что рано или поздно она о нем спросит, не может не спросить… И все-таки надеялся, что этого не случится. Что может быть неприятнее, чем огорошить дурной вестью человека, пребывающего в таком радостном настроении? Все равно что окатить ледяной водой!
— Дело в том, — медленно начал он, отводя глаза, — что альбома мы не привезли. Мы… В общем, нам не удалось его обнаружить.
Зоэ стремительно побледнела, хотя только что ее щеки заливал румянец радостного возбуждения. Глаза стали как у раненой лани. Оливер почти ненавидел себя за то, что испортил ей такой хороший день.