Клара Фехер
Я совсем не получаю писем
Жоли хочется с кем-нибудь поговорить
Пять часов пополудни.
Папа еще не вернулся с завода домой, а мама готовит ужин на кухне. Кати, Ютка и Жоли сидят в большой комнате за столом и делают уроки. Точнее, Кати и Ютка готовят домашнее задание, а Жоли так и ерзает на стуле: что-то у него не клеится.
— Ютка, послушай!
Ютка сердито оторвала взгляд от тетради:
— Ой, да утихомирься ты! Не видишь разве, я делаю арифметику? Теперь из-за тебя загублю пример.
— Кати…
— Жоли, ты толкаешься, и я из-за тебя испортила рисунок! Сейчас заработаешь у меня!
— Я только хотел сказать… — начал Жоли, но девочки набросились на него:
— Помолчи, пожалуйста! Сиди и делай уроки!
— Я хотел сказать…
— Сейчас выставлю тебя из комнаты!
— А я маме скажу!
— Ма-аа!.. Жоли опять мешает!
— Ничего я не мешаю, я только хотел сказать… хотел сказать…
Тут поднялся такой гвалт, что мама поспешно вбежала в комнату.
— Что же это делается?! Родные сестры и братик не могут не ссориться! Ну чего вы хотите от маленького мальчика? А ты, Жоли, почему мешаешь девочкам? Посмотри, сколько уроков!
— Я только хотел сказать…
— А мы просим его — занимайся своими уроками и не разговаривай.
— Между собой вы все время разговариваете, только со мной не хотите…
— Ну хорошо, — сказала мама, — Жоли, забирай тетрадку с учебником, и пойдем на кухню. Сядешь там около меня, будешь заниматься и заодно можешь поговорить со мной.
На лице Жоли высохли слезы; захватив с собой тетрадку и книжку, он последовал за мамой. Она угостила его яблоком и, когда он окончательно успокоился, спросила:
— Так что же ты хотел сказать? Что-то важное?
— Я хотел бы уехать на остров.
На плите закипел суп; мама быстро убавила газ, потом переспросила:
— Что бы ты хотел?
— Уехать на остров!
— Очень хорошо. Если всю неделю будешь хорошо себя вести, то в воскресенье мы с папой, Юткой и Кати поедем на остров Маргит[1].
— Но я не туда хочу…
— А куда же? Может, на Комариный остров? Так это летом, сынок. Возьмем лодку как-нибудь в воскресенье…
— Как ты не понимаешь, мама? — спросил Жоли, и губы у него плаксиво скривились. — Я хочу на настоящий остров. На необитаемый, как Робинзон… Где растут пальмы и бананы, где я буду совсем один… Я сделаю лук и стрелы…
— Ни лука, ни стрел, ни рогатки — ничего такого я не разрешаю. Забыл, как прошлым летом на пляже стрелой поранили девочку?
— А мне нужны стрелы! Иначе я не смогу охотиться.
Мама ничего не ответила, она пошла в кладовку за яблоками.
— Жолик, как будешь есть яблоки на ужин? Хочешь — испеку, хочешь — компот сварю?
— Я хочу поговорить об острове, а ты совсем не слушаешь меня…
— Ты же видишь, Жоли, я готовлю ужин. Ведь ты, наверное, давно проголодался. Дописывай скорее, что там тебе задали, иначе не успеешь.
И Жоли, чуть не плача, вывел в тетрадке:
«Школа — большая,
Дети — хорошие.
Мне нравится ходить в школу».
«Хочу, чтобы у меня был остров!»
Жолиного папу зовут Петером Ковачем. Жоли так похож на него, что порой его останавливают на улице и спрашивают: «Скажи, мальчуган, не сын ли ты Петера Ковача?» Впрочем, отец и сын не только похожи друг на друга, но и хорошие друзья.
После ужина дети внимательно проверили, все ли тетрадки и книжки уложены в сумки и все ли уроки сделаны. Однажды был такой случай. Ютка перепутала расписание и, вместо того чтобы подготовиться к занятиям на понедельник, сделала все на вторник, а вместо учебников по географии, биологии, венгерскому языку и арифметике положила в сумку учебники по истории и русскому языку и еще по чему-то прихватила с собой чертежный набор. Представляете себе?!
На стене в детской комнате висело кое-что весьма любопытное. Прежде всего — «Злюка». Это лист белой оберточной бумаги, прикрепленный к стене кнопками. Если Кати, Ютка или Жоли хотели что-то намазюкать — от радости или рассердившись, — пожалуйста, бери цветной мелок и пиши, рисуй себе на бумаге. Когда лист исписывался и разрисовывался, на его место прикрепляли другой, чистый. Лист, что висел сейчас, почти весь был заполнен записями и рисунками. На нем были нарисованы павиан, девочка, играющая в теннис, избушка, улица с высокими домами. Рядом пестрели арифметические примеры и грозно выделялись предупреждения, большинство из которых начиналось словами: «Жоли, если ты еще раз…»