Ахука знал, что бессмысленно торопить Хранителя. Птица с лихвой вернет время, затраченное на подготовку, — сейчас соразмеряется длина пути и срочность, и состояние Птицы, и время ночи.
— На шестой пост от Раганги… — размышлял Хранитель. — О-а, поехал бы ты на лошади, Голубой жук…
Ахука вежливо улыбнулся.
Хранитель встал — он обдумал все. Повел Наблюдающего небо на другой конец питомника.
— Накорми свою Птицу, гонец.
Ахука недавно стал Охотником, и не успел привыкнуть к Птицам, к их тяжелому запаху, большим круглым глазам с отрешенно-мудрым старческим взглядом. Изогнутый клюв длиной в локоть вызывал в нем трепет — рассвирепев, Птица может перекусить руку взрослого мужчины, а первые несколько орехов должно скормить с руки. Он взял орех двумя пальцами и вложил в клюв. Птица глотнула. Она лежала на брюхе, плотно свернув крылья. Он скормил одну горсть и опустил корзину перед Птицей — быстро, жадно она сожрала все. Стоять возле нее было жарко, огромное легкое тело было горячее человеческого. Проглотив последний орех, Птица гортанно вздохнула: «Кр-р-р», поднялась на ноги — голова сравнялась с головами людей — и двумя шагами выбралась на дорогу.
Наблюдающий небо стоял в позе гонца, вытянув сомкнутые руки в направлении ветра. Луна светила ему в лицо. Хранитель поставил на шею. Птицы Немигающего — зверек прихватился, выпуклые глаза блеснули, как изнанка раковины. Ахука развел ладони, «Кр-рокх! Кр-рокх!» — крикнула Птица, по всем домам прокатилось: «Кр-ро! рок!», и медленно, с шорохом развернулись крылья — почти на всю ширину дороги. Обнажилось тело, покрытое серым пухом, перекрещенное через спину упряжью. Азбука осторожно улегся на спину Птицы — она подняла крылья и побежала. Свистнул ветер. Тяжко вздымая крылья, так, что они смыкались высоко над спиной Ахуки, Птица уходила вверх, подбирая ветер под грудь.
Когда они поднялись достаточно высоко, Ахука постучал пальцем по левому боку Немигающего, заставив Птицу лечь в полет вдоль Закатной дороги, ясно различимой при лунном свете. Теперь он мог не заботиться о направлении. Немигающий поведет Птицу прямее, чем летит стрела. Человек теперь грелся о жаркую спину Птицы, а поверху его обдувал ветер полета. Он лежал, продев плечи в упряжь. Чувствовал, как сокращаются мышцы крыльев. Потом он заснул и проснулся, услышав ванильный запах слоновника, спустился к земле, накормил Птицу и вновь поднялся.
…Давно уже осталось позади облако холодного воздуха над Рагангой, плаксивый визг слонят и чешуйчатые крыши Питомника. Сухой, легкий запах плоскогорья донесся до ноздрей Ахуки, и он проснулся, прислушался к тихому «ц-ц-ц-ц» Немигающего.
Время перевалило за полночь. Почернел под крыльями Птицы обитаемый лес — там, под деревьями и на дорогах, для немногих бодрствующих уже зашла Луна.
Пора! Ахука размял пальцы и отбил короткую дробь на грудке Немигающего. «Ц-ц-ц-ц…» Зверек задергал передними ногами, он как бы вскапывал шею Птицы, и она замедлила полет, набирая высоту. Тогда Ахука приказал убыстрить полет до предела. Прищурив слезящиеся глаза, смотрел вперед, мимо взъерошенной головы Птицы, и увидел.
Пять светлых точек висели в ровной черной пелене.
Он догнал стаю при последнем свете Луны. Головным летел Брахак, за ним Раф-фаи, завернутый в попону. Адвеста и Нанои летели последними. Ахука послал Птицу вниз, камнем, и промчался между третьим и четвертым гонцами. Сделано! Две последние Птицы шли за ним к земле, остальные продолжали полет…
Сели на дорогу. Усталые Птицы прилегли на животы вдоль обочины. В бледном, диком свете неба едва различалось светлое тело пришельца. Он боязливо слез со спины Птицы и топтался на дороге, ухая.
— Ты заболел, Ахука? — послышался неуверенный голос Нанои. — Птица твоя больна?
— Почему ты не пришел, Ахука? — это пришелец.
— Я пришел, Адвеста… — сказал Ахука.
Он знал Нанои, ее стремительный и неудержимый нрав. Она должна быть неудержима в любви, как и в работе. И велико ее стремление к пришельцу, — подумал Ахука, ибо девушка молчала. Не призвала его к ответу, только промолвила:
— Пора догонять стаю.
— Подожди… Мы поем одну песню. Слушай, Адвеста, и отвечай: сколько может ожидать вас Железная дыня? — Он услышал короткий вздох девушки, — нет, не ошибся он!
— Не более одной ночи, — ответил пришелец. — Две, может быть.
— Я хотел бы, чтобы вы остались в Равновесии, — осторожно сказал Наблюдающий небо. — Хотя бы ты, Адвеста…
— И мне хотелось бы, Ахука, но это невозможно.
— Пришелец, слушай! Нанои знает: Голубой жук не стал бы просить о маловажном! Останься. Ты нужен Равновесию. Позже мы дадим тебе Птиц, сколько потребуется для самого дальнего путешествия. Останься, — не решаясь привести последний довод, он положил руки на плечи Нанои и Адвесты, как бы соединяя их.