Выбрать главу

Когда очередь дошла до нее, она пожала плечами.

— Я разрываюсь между несколькими идеями.

После урока она задержалась у двери, пережидая монолог Ольхи о ссылках, которые он собирался отправить мне, на свои любимые подкасты о музыкальной критике и любимые документальные сериалы, а также на подкаст, где читали вслух блоги конца 90-х. Выходя, он послал Бритт поцелуй — актер, отбывающий с вечеринки в свою честь.

— Я… м-м, — сказала Бритт, глядя на пол, а затем за мое плечо. — Окей, не в обиду вам сказано, но я типа знаю, что вы в своем подкасте много внимания уделяете криминальной документалистике, и это, по-моему, проблематичный жанр.

Она подождала, словно мне полагалось раскаяться. Я сказала:

— Не без этого. Но мы прослеживаем работу студийной системы, а не идем по следу из запекшейся крови.

— Меня волнуют мотивы криминальной документалистики, то, как она превращается в развлечение.

— Вы умница, — сказала я. — Это определенно вопрос подачи материала. Когда мы что-то фетишизируем…

— Да, но я не о том. Я слушала ваш подкаст, и я понимаю, даже когда вы сделали выпуск про Патрицию Дуглас или про Черную Орхидею, я понимаю, что вы делаете — это больше касается структур и… как я сказала, без обид. Я просто… вижу столько фетишизации и мне не хочется быть очередной белой девушкой, хихикающей про убийство.

Я сказала:

— Большинство насильственных преступлений на редкость скучны. — Я выдвинула стул и снова села, предложив сделать то же Бритт, но она осталась стоять, теребя лямки рюкзака. Я заговорила словно на камеру: — Подавляющее большинство убийств происходит, когда двое молодых людей выясняют отношения: один убивает другого. Вы погружаетесь в нераскрытые преступления или, в кавычках, интересные преступления, и почти все, что вы находите, это как кто-то убивает своего партнера. Так что вы либо говорите о структурном расизме, бытовом насилии и изъянах полиции, либо вы приходите к тому, что выбираете одну историю, интересную своей нетипичностью. Интересную чем-то, разрушающим эти стереотипы. Проблема только в том, что такие случаи дают искаженную картину. И, конечно, существует искушение сделать сенсацию. Так вам, — я ожидала, что она отведет взгляд, но она смотрела не моргая, — вам интересно развивать эту тему?

Бритт сказала:

— Я же типа белый человек, и, если я хочу рассказать об убийстве белого человека, значит, я игнорирую насилие в отношении черных и смуглых людей. Но я не могу рассказывать о насилии над цветными людьми, потому что я белая и это будет неэтично, — в ее голосе слышалась досада.

Мне не стоило удивляться, что она говорит, как первокурсница заштатного колледжа, глубоко переживающая, но не до конца понимающая суть вопроса, — я ведь преподавала студентам, — но это казалось таким неуместным здесь, в Грэнби, где все мы раньше разговаривали с такой легкомысленной, прямодушной беспечностью. Разве не вчера это было?

Я сказала:

— Вообще-то, я не считаю это неэтичным. И, честно говоря, это мало кто увидит. — Я указала на голые деревья за окном, надеясь, что Бритт поймет, что я имею в виду: мы в лесу, а вовсе не — как это кажется двенадцатикласснице — в центре вселенной.

Она сказала:

— В той рассылке у вас два убийства. Одно из семидесятых, другое из девяностых. Я думала взять одно из них. Но…

Я ощутила, как пульс отдается в шее. Словно ты ребенок на представлении фокусника, когда он просит добровольцев, и ты до жути напуган, что он выберет тебя, но и взбудоражен. Даже если я не спешила это признать, мне хотелось, чтобы эта девушка увидела смерть Талии взглядом, невозможным для меня (из-за близости, из-за травмы, из-за иррационального страха, что мои бывшие одноклассники сочтут меня самонадеянной — нет, что меня каким-то образом сочтет самонадеянной сама Талия); и в то же время, примерно по тем же причинам, мне хотелось остановить ее. Я уже пожалела, что включила Талию в рассылку. Я подумала, что, возможно, сумею увлечь Бритт Барбарой Крокер, убитой в 1975 году своим приятелем, который скрывался в лесу вблизи кампуса и отделался невероятно легким приговором.

Но Бритт сказала:

— Я знаю, что вы дружили.

— Что, прости?

— Вы с Талией Кит. Окей, я ведь пошла в журналистику, и у нас есть доступ к архивам «Стража». Я вникла в эту историю в прошлом году и прочитала все, что есть в газете, и раскопала все что можно в интернете, через «Реддит».

— Ты нашла мое имя на «Реддите»?

— Нет. То есть… вас цитировали в «Страже», а я гуглила всех, кого там цитировали, чтобы узнать, что с ними стало, и вас было легко найти. А потом нам объявили, что вы едете сюда, и я такая: фига-се. — Бритт стала жевать колпачок своей зеленой ручки.