На киноведении в тот же день: коляска Эйзенштейна скачет вниз по лестнице в Одессе. Я велела ребятам заметить среднюю длительность кадра. Три секунды — практически эффект стробоскопа для своего времени. Затем, в цвете, шестьдесят два года спустя, катится вниз коляска Де Пальмы по лестнице вокзала Чикаго-юнион, беззвучный крик матери. Снова Эйзенштейн, снова Де Пальма, снова Эйзенштейн, оба ребенка падают, обе камеры быстро мигают, не отрываясь от происходящего, но не в силах сфокусироваться. Я написала на доске:
«Монтаж как приманка. Действие → заострение внимания → „воздействие“ эмоциональное, ментальное, политическое».
В классе было одно особенно яркое дарование, паренек, всем корпусом подавшийся вперед.
Он сказал:
— Ощущение… окей, эта сцена воспроизводит живой опыт? Но монтаж воспроизводит память, то, как память раздроблена.
На задней парте перешептывались парень с девушкой. Я нарочно спросила их, есть ли у них какие мысли.
Девушка сказала:
— Мы пытались понять, что стало с младенцами. Типа нам когда-нибудь покажут дальнейшее развитие?
После урока: три сообщения у меня в телефоне — все от Джерома. Вопрос о собачьей таблетке от блох; фотка с Лео, направляющимся в школу с белыми волосами и в кардигане; затем: «Держись подальше от „Твиттера“. Найди симпотного учителя и потрахайся. Надеюсь, ты отдыхаешь».
Я была рада, что мы разъехались, и действительно спала с другими людьми, во всяком случае с Яхавом, во всяком случае раньше… и я не возражала против того, чтобы Джером встречался с другими женщинами. Но, когда он вот так говорил, мне почему-то становилось грустно, не знаю отчего.
Перед ужином я успела заглянуть в фитнес-зал, в котором всего несколько подростков поднимали тяжести, и отметила обновления. На всякий случай я взяла купальник и очки для плавания, и после двадцати минут на эллиптике так разогрелась, что меня потянуло к воде, хотя она всегда казалась мне слишком холодной.
Только подумайте: я сказала себе, что именно поэтому хочу окунуться в бассейн. Чтобы охладиться. Что взяла с собой купальник потому, что люблю плавать.
Я переоделась в раздевалке и прыгнула с мелкого края, подняв смутивший меня шум. Отметив, как внезапно поголубели ноги, я задумалась: это отражение от голубых стен бассейна или гипотермия? Я не стала включать свет: мне нравилось, как все смотрелось в полумраке, как вечернее солнце бросало мягкие тяжелые лучи сквозь высокие горизонтальные окна. Я уже забыла, какой в Грэнби свет. Здесь он другой, более старый, идущий к тебе через века. Зимой на улице он падал с неба иголками, а в доме был похож на суп.
Бассейн почти не изменился. На доске были рекорды начала 90-х, пара чьих-то рекордов из 70-х и дополнения за 16-й год некой Стефани Паши, побившей почти все рекорды девочек. В углу все так же стояли два больших шкафа для снаряжения, забитые досками для плавания. Канаты все так же в цветах Грэнби: зеленые чередовались с золотыми. Стену украшали все те же цветные баннеры из Холдернесса, Гротона, Проктора.
К счастью, когда умерла Талия, плавательный сезон уже закончился; оставалась только выездная встреча. Можете представить, чтобы пловцы входили в бассейн после такого, даже с новой водой?
Мне бы надо было думать о занятиях, пока я плавала, но (как странно) я думала о другом. Не помогало как то, что бассейн был таким большим и пустым, так и то, что очки для плавания не ладили с моим периферийным зрением и мне все время казалось, будто кто-то плывет рядом со мной.
Когда я изучала в интернете карты кампуса, то обнаружила скрупулезные вычисления: смотровая площадка расположена в двадцати футах над и в восьми футах от края бассейна, а высота перил площадки три фута, из чего следует, что человек, прыгнувший с перил, должен преодолеть двадцать три фута вниз и больше восьми вперед, чтобы достичь воды [22]. Люди прибегали к сложной геометрии, включающей траекторию тела в прыжке. Рисовали диаграммы.
Логика была такая: если Талия прыгнула, она могла не долететь, запрокинуться и удариться головой о край или же, наоборот, перелететь и упасть шеей на канат. Но проблема в том, что она не могла сделать сразу и то, и другое. Повреждение сонной артерии наводило на мысль об удушении, а синяки с правой стороны лица, не говоря о повреждении ствола головного мозга и задней части черепа, не могли возникнуть из-за падения на край бассейна или канат. Плюс на краю бассейна не было заметно следа от удара.
Школьницей я бывала в бассейне только во время сдачи нормативов по плаванию в конце каждого лета и зимы, перед началом байдарочного сезона. В первый раз я едва успела познакомиться с напарницами за несколько дней тренировок. Особенно унизительно было стоять там с моими пухлыми бледными ногами в купальнике Грэнби, облеплявшем бедра.