А как семнадцатилетняя девушка теряет контроль? Может, он дал сбой, когда кривая на бинго-карточке в мужском туалете взлетела вверх? Если тридцатитрехлетний учитель музыки овладевает телом подростка, не лишает ли он также воли ее мышцы? Не стирает ли грань между телом и разумом? Возможно, не полностью. Но достаточно для разницы в один, три, пять дюймов.
Она прыгает, но чуть колеблется, отталкивается не десятилетними ногами, а ногами, о которых столько всего успела наслушаться, что в итоге сама поверила.
Она знает, как всегда знаешь при любом неудачном падении, что земля несется на нее, и ей удается крутануться. Не выпрямиться, а вывернуться, как полосатый цилиндр на парикмахерской, так, что ее затылок ударяется о бортик бассейна. И даже не о внешний бортик, а о внутренний, который в нескольких сантиметрах под водой. Ее голова не оставляет вмятины, ее кровь струится по воде нежно-розовыми облачками.
Она борется с минуту, то и дело теряя сознание. Она не может выбраться, но перебирается по канату к мелкому краю, налегая на зеленые и золотые колечки, заводя их под подбородок, погружаясь, выныривая, погружаясь, выныривая с другой стороны, пока что-то не хватает ее за волосы, оттянув голову назад и вниз, — и самое легкое, единственное, что ей остается, — заснуть.
20
После нашего интервью Бритт скинула мне ссылку на видео с «Ютьюба» от некоего Дэйна Рубры. У него вообще-то был целый канал, посвященный на девять десятых Талии. Я вдруг проснулась в два часа ночи, сна ни в одном глазу, и решила, что могу заглянуть в это кроличье логово ровно на час, а после засну.
Дэйн Рубра выглядел так — и это мягко выражаясь, — словно он не был на солнце, не ел овощей и ни с кем не спал лет десять. Этакий одутловатый Норман Бэйтс с более жесткими волосами и пухлыми щеками. Как он рассказывает в своем первом видео, до которого я промотала ленту, он был «между работами», когда впервые увидел специальный выпуск «Выходных данных» и испытал озарение — он почувствовал, что может сделать свой вклад.
Когда он произнес имя Талии, растягивая гласные, я ощутила, как у меня натянулась кожа на шее. Он был примерно моего возраста, и у меня сложилось впечатление, что он воображал, что, если бы только их с Талией пути пересеклись, он мог бы спасти ее, уложить в постель и завоевать ее любовь.
Он показал фото Пуджи Шармы из школьного альбома и сказал: «Вот эта не так хороша собой, как ее подруга, и надо думать, это могло быть источником ревности. Мисс Шарма представляет для нас действительный интерес. Но допросить ее мы, к сожалению, уже не сможем». На этом моменте я чуть не захлопнула свой лэптоп — из-за такой желчности, тупоумия, низости. Пуджа могла быть прилипалой — могла пользоваться добротой Талии, чтобы вписаться в тусовку, проводившую февральские каникулы в лыжном домике Майка Стайлза, а длинные праздники на Мартас-Винъярд, — но смерть Талии потрясла ее. Через две недели Пуджа ушла среди ночи из общежития и слонялась по обочинам, пока ее не подобрала полиция через два городка от Грэнби, чумазую и невменяемую. Ее отправили домой в Лондон, и больше мы ее не видели. Два года спустя она умерла от передозировки в Саре-Лоуренс, и я не могла не подумать, что это как-то связано.
Каждый раз, как этот тип называл Робби Серено, его лицо кривилось от ревности. Он считал, что Робби что-то знал, этот «мажорный школьный болван» с «подозрительно гладким алиби».
В одном видео он записал телефонный разговор с Робби. Позвонил ему на работу, притворившись сотрудником Грэнби, обновляющим сведения о выпускниках. Он выудил у Робби домашний адрес, великодушно запикав его на видео. А затем спросил Робби, с кем еще из выпуска 95-го года он поддерживает связь. «У нас отсутствует столько адресов, — говорит он. — Вы не общаетесь с некой Анджелой Паркер?» Робби говорит нет. «А как насчет, — и тут Дэйн нарочно делает неправильное ударение в ее имени, — Талии Кит?»
Робби говорит: «А, она… Талия Кит скончалась в тысяча девятьсот девяносто пятом».
«О! — говорит Дэйн. — Сожалею об этом. Я только начал здесь работать, и этого нет в наших записях».
Робби говорит: «Это странно. Да, вам надо вычеркнуть ее из вашего списка».
Дэйн говорит: «Можете рассказать еще что-то об этом? Какие-то подробности? Я бы с радостью обновил наши файлы».
Последовала пауза — Робби понял, что происходит. Он говорит: «Я кладу трубку».
Я познакомилась с Робби на первом курсе, когда нас определили в одну группу знакомства: мы были в команде из двенадцати человек, метавшей фрисби в колышки. Там были ребята, словно танцевавшие балет. А я даже не знала, как бросать фрисби (кому было меня учить?), и сразу впала в ступор. Но Робби без всякого высокомерия показал мне, как это делать. Он был терпелив и обращался ко мне по имени, которого больше никто еще не выучил.