Они заходят за спортзал, и Талия говорит ему, что ей некогда, потому что она хочет в туалет. Но он говорит ей, что туалет есть в спортзале. У него в кармане ключ от всех дверей, и задняя дверь открывается, хотя к ней нужен отдельный ключ. Сигнализация не срабатывает. (У Робби всегда все как по маслу.) Они идут через бассейн, тихо-тихо, и по коридору — не мимо кабинета Омара, у которого открыта дверь и горит свет, а прямо в женскую раздевалку, где Робби продолжает задавать вопросы, даже пока Талия писает.
Она так долго не выходит, что он заходит в душевую в одежде и открывает воду. Должно быть, он ненадолго заснул, привалившись к стене, потому что Талия уже рядом, хлопает его по щеке, велит просыпаться.
Раз уж они в душевой, можно и сексом заняться, и он пытается стянуть с нее мокрую одежду.
Она злится на него и визжит, сопротивляется. Слишком шумит. Он спрашивает, почему она не хочет секса, не потому ли, что уже занималась сексом сегодня, не с вами ли.
Она говорит ему, что он идиот, и пытается выйти из душевой.
Этот Робби хватает Талию за шею, встряхивает ее, просто хочет вытрясти дурь из нее, ему нужно стукануть ее обо что-то твердое, об эту влажную скользкую стену, и он чувствует себя как животное, как когда летит на лыжах с холма, когда мускулы горят огнем, когда его тело словно машина. Он не говорит телу, что делать, оно само знает, оно следует лыжне, следует гравитации, и так же он действует сейчас, следует гравитации, пока Талия не пускает пузыри, закатывая глаза. Она соскальзывает на пол, а вода смывает кровь со стены — красное становится розовым и исчезает.
Робби трезвеет, или по крайней мере туман перед глазами рассеивается, и он понимает, что надо привести все в порядок. Не ее — с ней уже всё, она лежит и дергается, как под током, — а весь этот бардак, как в плохом кино, все, что на него свалилось.
Он вытаскивает ее, такую маленькую и мокрую, из раздевалки и несет к бассейну, раздевает ее и засовывает в купальник. Времени у него полно, потому что тем временем другой Робби, тот, что в лесу, подпевает фальцетом припев «Подойди к моему окну», звучащий из бумбокса. Тот Робби крутится, раскинув руки, пока этот Робби опускает Талию в бассейн, зная, насколько он вообще сейчас что-либо знает, что она еще жива, что то, что он сделал в душе, могло быть несчастным случаем, но это преднамеренно, это убийство, убийство, убийство. У него есть время найти отбеливатель, смыть всю кровь с настила у бассейна, в коридоре — Омар уже ушел, свет в его кабинете выключен — и в раздевалке. У него есть время проблеваться в раковину, смыть за собой, вымыть руки и лицо.
В рюкзаке Талии есть запасная одежда — зеленый свитер, джинсы, кое-что из нижнего белья, — и он аккуратно складывает все это на скамейку, как будто эта одежда была на ней. А мокрую, залитую кровью одежду он возьмет и где-нибудь сожжет.
Он выскальзывает обратно через запасной выход. Утром ему приходит в голову, что он должен был оставить ключ у Талии, чтобы все подумали, что она вошла в бассейн одна.
Да только утром просыпается не эта версия Робби — этот Робби исчезает. Рассыпается на молекулы и растворяется во влажном мартовском воздухе.
Настоящий Робби сейчас спешит обратно в общежитие с друзьями, пересекает Северный мост, счастливый, лишь немного пьяный и лишь немного нарушающий комендантский час.
Он женится, заведет детей и будет жить в Коннектикуте, так и не узнав, что же он наделал.
28
Вечерний ресторан Грэнби был точно таким же, каким я его помнила, за исключением того, что теперь я могла выбирать из отличной карты вин, что очень помогало при посредственной еде. Есть особое очарование в стакане с хлебными палочками на столе, в разносчике, который ходит вокруг с хлебной корзиной и щипчиками. У нас в Эл-Эй не так уж много разносчиков хлебных корзин.
Когда поставщик углеводов ушел — я устояла, к изумлению Фрэн, — я сказала:
— Значит, по-твоему, мистер Блох ушлый?
— Что? Почему?
— Ты же помнишь, как мы думали, что у них с Талией связь?
Фрэн рассмеялась и сказала:
— Погоди, не позволяй говорить это Бритт в подкасте. Я тебе говорила, она попросила меня об интервью? Наметили на понедельник.
— Но, как ты думаешь, они спали вместе?
— Нет. Нет! И не позволяй ей это говорить. Боже правый. Я хочу сказать, он крутился вокруг школьниц. Я не говорю, что он трахался с ними.
— Но ты была права, — сказала я. — У подростков шестое чувство на такие вещи. Я просто думаю, если мы думали, что это было, значит, это было или что-то еще. Может, не прямо секс, но что-то предосудительное.