Полагаю, утрата людского обличия слегка напугала меня. Возможно, чуть больше, чем слегка, меня напугал весь тот хлам, превративший меня в нелюдя. Приложив небольшое усилие, я все еще мог ощущать себя человеком, хотя чертовски хорошо понимал: это не так. Я глядел на корабль, маячивший неподалеку, на том краю долины, и внезапно, ни с того, ни с сего, мне стало одиноко. Лишь внутри корабля, говорил я себе, я наконец-то буду в безопасности.
Но в безопасности от чего, недоумевал я. Умерев, я, тем не менее, не был мертв. Казалось, мне бы надо радоваться, но что-то у меня это не особо получалось.
Один из омаров высунул голову из норы. Я увидел его, услышал, почувствовал жизненную энергию и определил температуру. Я решил, что ему что-то известно.
— Что происходит? — спросил я. — Что со мной случилось?
— Другого выхода не было, — сказал он. — Нам так тебя жаль. С тобой приключилась большая беда. Мы старались изо всех сил, но твой организм был так плохо сделан.
— Плохо сделан! — закричал я и рванул к омару, и тот скрылся в норе так быстро, что даже со всеми своими органами чувств я не уловил его движения.
Два обстоятельства поразили меня.
Я обратился к омару, он ответил мне, и мы поняли друг друга. А ведь той ночью, сидя у костра, мы едва продвинулись дальше жестикуляций и примитивного ворчания.
И, если я правильно его расслышал, именно омары собрали меня по кускам, сделали меня тем, чем я теперь являюсь. Все это, конечно же, было бредом. Как могли эти вшивые омары совершить нечто подобное? Они жили в норах, разводили костер высверливанием и не имели ни малейшего понятия о том, как приготовить сносную выпивку. Это было немыслимо, что кодла омаров, живших словно стая луговых собачек, вернула меня с того света.
Но, очевидно, они все же сделали именно они, ведь поблизости никого больше не было. И если уж им удалось провернуть такое (и опять: какое уж тут «если»?), они вполне могли бы вернуть меня в прежнее состояние. Если они были способны превратить меня в то существо, которым я стал, то могли и человеческий облик мне вернуть. Должно быть, у них были огромные познания в биоинженерии: как еще объяснить столь полное мое преображение? Скорее всего, они могли выращивать искусственные мягкие ткани и работать с другими материалами, о которых я не имел никакого понятия. Если у них имелись подобные навыки и средства, маленькие мерзавцы вполне могли бы снова сделать меня человеком.
Я задался вопросом: не сыграли ли они надо мной своего рода шутку? И если окажется, что все так и есть, Богом клянусь, они за это заплатят. Когда я приду в норму, я поотрываю их дурацкие хвосты; покажу им, как шутки шутить.
Они откопали меня, склеили — и я все еще был жив. После того обвала от меня, скорее всего, мало что осталось. Наверное, для начала у них имелся всего лишь кусок моего мозга. Должно быть, пришлось попотеть, чтобы из меня вышло хоть что-нибудь. Полагаю, мне следовало сказать им спасибо, но что-то я не испытывал особой благодарности.
Они испоганили меня, ясное дело. Независимо от того, чувствовал я себя человеком или вел себя как человек, внешне я им не был. На просторах галактики меня за него не примут. Кое-кто из людей, возможно, и сможет в уме считать меня человеком, однако для большинства я буду всего-навсего уродом.
Спору нет, я приноровлюсь жить и так. И всякий приноровился бы, надыбай он планетку наподобие этой. С такими деньжищами я устроюсь очень даже неплохо.
Когда я двинулся к кораблю, то испугался, что не смогу быстро перемещаться на своих лапках. Но все обошлось. Я скользил вперед быстрее, чем если бы шагал на своих старых ногах, и ловко перебирался через неровности ландшафта, хотя раньше их пришлось бы обходить. Вначале я думал, что придется поднапрячься, чтобы заставить все эти ножки двигаться в один ряд. И тем не менее я полз к своей цели так, словно всю жизнь передвигался на манер гусеницы.
Глаза мои тоже были чем-то невероятным. Я видел все не только вокруг себя, но и над собой. Пришло осознание, что, будучи приматом, я смотрел на мир словно через трубу и был слеп больше чем наполовину. Также я понял, что меня, как примата, должно было сбивать с толку и дезориентировать подобное всеохватывающее зрение. Однако в моем новом состоянии этого не происходило. Изменилось не только мое тело, но и мои сенсорные центры.