Бенни печально улыбался. И опять пускал слюни. Эллен вытерла ему рот подолом юбки. Горристер всякий раз пытался сократить повествование, но ему и так особенно нечего было рассказывать — мы почти ничего не знали. И не понимали, почему АМ спас пять человек, почему выбрал именно нас, почему издевался над нами, сделав при этом практически бессмертными…
В темноте загудела одна из панелей компьютера. Другая, примерно в полумиле от нас, подхватила ее голос. Вскоре к ним присоединились и остальные. Казалось, машину охватила дрожь нетерпения.
Гул усиливался, на консолях замелькали блики. Звук нарастал, набирал силу, пока не превратился в угрожающее жужжание миллионов злобных металлических насекомых.
— Что это? — испуганно вскрикнула Эллен, которая так и не смогла привыкнуть к самым разнообразным чудовищным звукам, издаваемым машиной.
— Похоже, сегодня будет особенно плохо, — заметил Нимдек.
— Он собирается заговорить, — сказал Горристер, — я знаю.
— Давайте, черт возьми, уносить отсюда ноги! — предложил я и встал.
— Нет, Тед, сядь… а что, если он заготовил для нас ямы или еще какие-нибудь ловушки, здесь же темно… совсем ничего не видно, — устало возразил Горристер.
Потом мы услышали… не знаю…
Нечто двигалось из темноты в нашу сторону. Оно приближалось — огромное, неуклюжее, волосатое, влажное. Мы его не видели, но ощущение приближающегося к нам отвратительного существа было непереносимым. Гигантская масса заполнила собой чернильный мрак коридоров; казалось, страшилище толкает перед собой воздух, словно надувается невидимая сфера. Бенни начал скулить. Нижняя губа Нимдека задрожала, и он сильно прикусил ее, пытаясь унять дрожь. Эллен скользнула вдоль металлической стены к Горристеру и прижалась к нему. Пещеру заполнил запах сырого, грязного меха. Обуглившегося дерева. Пыльного бархата. Гниющих орхидей. Скисшего молока. Запах серы и прогорклого масла, нефти, жира, меловой пыли, человеческих скальпов.
АМ настраивал нас. Щекотал. Запах…
Я вдруг понял, что кричу: отчаянно, изо всех сил, у меня свело челюсти. Тогда я пополз по металлическому холодному полу, не обращая внимания на бесконечные линии заклепок. Я полз на четвереньках, вонь окутала меня, голова раскалывалась от боли, темный, первобытный ужас затопил мозг. Я убегал по полу, как таракан, в темноту, а нечто неумолимо двигалось вслед за мной. Все остальные не покинули своих мест вокруг тусклого огня, они смеялись… их истерический, безумный хохот взмывал вверх, в темноту, будто густой, разноцветный древесный дым. Я быстро отполз подальше от них и спрятался.
Сколько прошло часов, дней или, может быть, лет, они мне не сказали. Эллен пожурила меня за «угрюмость», а Нимдек попытался убедить, что смех был всего лишь нервной реакцией.
Но я-то хорошо знал, что испытывает солдат, когда пуля попадает в его соседа. Я не сомневался, что их смех не был рефлекторным. Они ненавидели меня. Все были против меня, даже АМ чувствовал их ненависть, которая делала мои страдания еще более жестокими. В нас поддерживали жизнь, постоянно омолаживали, так что мы находились в том возрасте, в котором были, когда АМ доставил нас сюда; меня ненавидели, потому что я был самым молодым, а кроме того, АМ почти не тронул меня — в отличие от других.
Я знал. Господи, как хорошо я это знал! Ублюдки и их грязная сука Эллен. Бенни, когда-то блестящий теоретик, профессор колледжа, теперь почти не отличался от обезьяны. Раньше он был красивым человеком с ясным и светлым умом; машина уничтожила его красоту и лишила рассудка. Он был гомосексуалистом — машина снабдила его органом, подходившим скорее лошади, чем человеку. АМ неплохо потрудился над Бенни. Горристер был воином, настоящим борцом, участвовал в маршах за мир, всегда заранее планировал свои действия и не отступал перед трудностями. АМ превратил его в неуверенного слабака, которого малейшая проблема повергала в ужас. АМ ограбил Горристера. Нимдек надолго уходил от нас в темноту. Я не знаю, что он там делал. АМ не позволил нам это выяснить. Возвращаясь, Нимдек всегда дрожал, был бледен, мы видели, что он потерял много крови и пережил какое-то очень сильное потрясение. АМ нанес ему жестокий удар, однако нам не дано было узнать какой. А еще Эллен. Резиновая спринцовка! АМ оставил ее в покое, но превратил в шлюху, которой она раньше не была. Вы бы только слышали ее разговоры о доброте и свете, о настоящей любви — ложь, в которую она пыталась заставить нас поверить: якобы она была девственницей, когда АМ схватил ее и доставил сюда. Какая гнусная грязь! Леди Эллен, миледи Эллен. Ей нравилось, что четверо мужчин принадлежат ей одной. Да, АМ подарил ей удовольствие, хотя она и говорила, что это нехорошо.
Я был единственным, кто остался целым и невредимым. На самом деле!
АМ не копался в моем разуме. Совсем.
Я пережил все, что выпало на долю остальным: кошмары, галлюцинации, пытки. Но эти отбросы, эта мерзкая четверка — они объединились против меня. Если бы я не был вынужден постоянно бороться с ними, мне бы удалось куда эффективнее противостоять АМ.
В этот момент все прошло, и я заплакал.
О Господи, милый Господи, если ты вообще когда-нибудь был и есть, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста выпусти нас отсюда — или покончи с нами раз и навсегда.
И вдруг я все понял, даже смог сформулировать: АМ намерен вечно держать нас в своем брюхе, издеваясь и мучая до бесконечности. Машина ненавидела так сильно, как ни одно разумное существо на свете. Мы были совершенно беспомощны. Теперь я знал совершенно точно: если когда-нибудь Бог и сын его Иисус существовали на свете, то АМ и есть этот Бог.
Ураган обрушился на нашу компанию со страшной силой — так торос падает в море. Его присутствие было физически ощутимо. Ветры терзали нас, отбрасывая назад, туда, откуда мы пришли. Вниз, по бесконечным лабиринтам компьютерных коридоров. Эллен отчаянно закричала, когда ее подхватило и швырнуло лицом вперед в воющее переплетение механизмов; их голоса взмыли вверх, словно перепуганные до смерти летучие мыши. Она не могла даже упасть на пол. Воющий ветер держал ее в воздухе, толкал, раскачивал, швырял взад и вперед, вверх и вниз, в сторону от нас, так что вскоре ее затянуло в какой-то темный туннель и она скрылась из виду. Ее глаза были закрыты, а лицо в крови.
Никто из нас не мог до нее добраться. Мы сами отчаянно хватались за все, что попадалось под руку: Бенни забился между двумя огромными потрескивающими шкафами, Нимдек побелевшими пальцами цеплялся за перила уходящей вверх винтовой лестницы. Горристер, перевернувшись с ног на голову, застрял между двумя огромными машинами с застекленными передними панелями, которые раскачивались между красной и желтой линиями, назначение которых нам было неизвестно.
Какая-то сила потащила меня по полу, я безнадежно, срывая кожу с ладоней, противился ей, отчаянно дрожал, а ветер выл, как дикий зверь, и уносил все дальше и дальше тряпичную куклу, несколько минут назад бывшую человеком, не обращая ни малейшего внимания на ее жалкое сопротивление. Мне вдруг почудилось, что в голове у меня все перемешалось, что-то там сокращалось и пульсировало, и все вразнобой. Ветер визжал и стонал, хлопая громадными крыльями, словно гигантская обезумевшая птица.
А потом та же сила подняла нас в воздух и потащила назад, вниз, по темным туннелям, за поворот, туда, где мы еще никогда не были. Мы проносились над площадками, где повсюду валялось битое стекло, гниющие провода, ржавый металл, дальше, дальше от тех мест, куда мы когда-либо осмеливались заходить…