— Это года рождения гражданок по порядку, от Ярковой до двух выживших. Четко в сторону увеличения возраста жертв. Первая покушаемая самая молодая, четвертая и пятая, ровесницы, самые старые…
— И хрен ли? — спросил Жунев.
— Можем гарантированно через неделю задержать преступника. Иных маньяков десятилетиями ловят…
— А как через неделю?
— Элементарно. Вы что, действительно не видите закономерности в цифрах? — посмотрел Покровский. — Кроме увеличения возраста?
— Все четные… — пролепетал Миша.
— Правильно! Но не просто четные. Между первой и второй старушками разрыв в два года рождения, между второй и третьей четыре года, между третьей и четвертым эпизодом… сколько?
— Шесть, — сказал Кравцов. — Каждый раз прибавляется два года.
— О чем и речь. Значит, в пятом эпизоде будут старушки старше предыдущих на восемь лет… Их, кстати, может быть и три сразу, но тут мы пока не можем выстроить ряда, мало данных. Главное, что тысяча восемьсот девяностого года. В шестом эпизоде — отнимаем от тысяча восемьсот девяностого восемь плюс два, десять лет — тысяча восемьсот восьмидесятого. В седьмом эпизоде минус сколько лет от шестого, Миша?
— Минус двенадцать, — осторожно сказал Фридман. — Одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год рождения…
— Старше Ленина, — сказал Кравцов.
Жунев закурил, положил зажигалку на стол, крутанул ее, смотрел, как крутится.
— Бабушек старше Ленина в Москве, думаю, наперечет, — продолжил Покровский. — Между первым и вторым случаем прошло восемь дней, между вторым и третьим два дня, между третьим и четвертым три дня. Если он сохранит ритм в два-три дня, около недели, значит, остается до покушения на стосемилетнюю гражданку! Ко всем стосемилетним москвичкам мы приставим усиленную охрану и сможем задержать злоумышленника.
— Какие хорошие были две недели, спокойные, без этого вот твоего головожопства, — сказал Жунев.
— Размяться уже нельзя в начале сложного расследования…
— Длинно, Покровский… Все согласны, что все четыре эпизода связаны?
Кравцов и Миша Фридман закивали. Покровский, подумав немного, тоже кивнул.
— Связаны, но хрен пока знает как, — Жунев сделал в деле какую-то пометку. — При этом есть ощущение, что выбор жертв случаен. Так?
— Конечно, гораздо проще выскочить с рельсом, когда видишь абстрактную пенсионерку, чем четыре раза конкретных подкараулить, — согласился Покровский.
— Маньяк, получается, самая очевидная версия. Кто-нибудь ловил маньяков? — спросил Жунев.
Никто не ловил.
— Маньяк в рифму коньяк, — сказал Жунев, достал из тумбы письменного стола бутылку. — Я тоже не ловил. Давай, Кравцов, резюмируй по каждому эпизоду, какие есть факты.
— По кирпичу на Скаковой никаких. Ни следов, ни свидетелей. Завтра пойдем с товарищем капитаном, еще раз залезем на этот балкон. Но шансов мало. По горячим следам не работали…
— Мог, сволочь, в толпе стоять… Кинул и выскочил к людям, — сказал Жунев.
Показал Фридману знаками взять лимон с тарелки на тумбочке, а рядом там и нож, а что не только взять, но и нарезать надо, Фридман и сам догадался.
— По рельсу у «Гражданской» есть следы галош и ниточки от перчаток. Галоши и перчатки новые, зацепиться не за что. Сорок четвертый размер галош — это не то что примета…
— Но ее подобие, — Жунев разлил, поднял рюмку, все чокнулись. — Дай бог, чтобы не последняя.
— У «Гражданской» нитки и галоши, в Петровском похожие нитки, на каркасах похожие галоши, — резюмировал Покровский. — Три последних эпизода таким образом связаны вещественными уликами. Первый — нет.
— Это все у нас вещественные? — спросил Жунев. — Негусто.
— Еще есть пуговица сегодня. Но она может и не иметь отношения, — сказал Кравцов.
— Первый эпизод заметно отстоит по времени, — заметил Покровский.
— Есть такое, — согласился Жунев.
— Но не может же он быть простым совпадением! — воскликнул Кравцов.
— Не должен, но может, — сказал Жунев, разливая по второму кругу.
Рюмочки у него были грузинские, металлические, с чеканкой, с непонятными буквами.
— Пороемся там завтра, на Скаковой, — сказал Покровский. — Еще есть заметное отличие между первыми тремя событиями и четвертым.
— На «Соколе» живы старушки! — догадался Миша Фридман.
— Живы полбеды, — сказал Покровский. — Тут другое: хотели ли их вообще убивать? Попробуй попади ночью. В то время как три первые бабушки ликвидированы наповал.