— Только он, если не совсем дебил, снял бы перед метро галоши.
— Согласен, — кивнул Покровский.
Криво началось расследование, но что уж теперь делать.
Вернулся в управление на служебной машине, сразу пошел к экспертам, свернул в пустой коридор, а там окно в конце, и вдруг в коридоре появилась резная тень, великолепный девичий силуэт, тонкий стан, колокол юбки и стройные ноги, и длинные волосы взметнулись волной, если волна взметывается, конечно.
Если бы дело происходило в кино, прекрасный силуэт мог бы начать стрелять, держа пистолет в двух вытянутых руках. Или, напротив, броситься Покровскому на шею с поцелуями как жаркими, так и страстными.
В реальности же Лена Гвоздилина строго сказала:
— Товарищ капитан! Вы майский заказ забрать забыли.
— Меня не было, — виновато начал Покровский и спохватился. — Нет, я забирал майский!
— Это вы праздничный забирали, — Лена пошла вперед, Покровский послушно двинулся следом, слегка отставая, чтобы продлить визуальное впечатление. — А обычный майский не получали.
Коридор повернул, освещение изменилось, силуэт превратился в обычную Лену Гвоздилину, очень симпатичную, даже, быть может, красивую, но волшебство кончилось.
Лена выставила на перегородку картонную коробку. Перечислила скороговоркой банку венгерского компота, чешский паштет с жизнерадостным гусем на баночке, сырокопченую колбасу, фисташки, консервы печень трески, банку сгущенного какао, лечо «Глобус», пасту «Океан». У пасты «Океан» — ее делали из ранее неизвестного моллюска «криль» — был странный статус: она попадала в заказы как новый полезный, будто бы особо качественный и потому потенциально дефицитный продукт и одновременно наводняла магазины как изделие еще экзотическое и непривычное.
Покровский не все расслышал, потому что Лена, во-первых, говорила очень быстро, а во-вторых, почти сразу увидела в зеркале, что у нее помада слегка поехала, и говорила дальше, уже повернувшись к Покровскому затылком.
Занес к себе коробку, сунулся к Жуневу, но нет, он в комнате для допросов, неизвестно, когда освободится. В коридоре встретился незнакомый курчавый юноша в кедах, робко глянул на Покровского.
Эксперт Кривокапа раскуривал трубку и листал пухлую тетрадь.
— Сделали ваше, — оставил трубку и стал искать на столе нужную папку. — Как там Сибирь?
— Урал.
— Как там Урал?
— Прирастает.
— Куда? — не понял Кривокапа и, не дожидаясь ответа, объявил, глядя в папку: — По фрагменту асфальта из Петровского парка — да, это орудие убийства, кровь и мозг принадлежат жертве.
Покровский кивнул.
— А нитки от перчаток?
— Тоже да. Есть на данном орудии убийства следы данных ниток.
— От тех же перчаток, что на рельсе в Чуксине?
— Такие же нитки.
Отлично.
— Тебе сейчас Чоботов еще пуговицу принесет и цемент, и гирю еще, это сегодняшнее…
— Сегодняшнее, извини, в лучшем случае завтра, — Кривокапа вернулся к трубке.
— Да-да. Посмотри только след. — Покровский достал из своей папки лист с отпечатком обуви с каркасов. — Похоже, тот же, что у «Гражданской»?
Кривокапа вздохнул, взял новый отпечаток, нашел в папке старые, посмотрел, линейку приложил. Пожал плечами:
— На первый взгляд модель та же самая, и размер сорок четвертый. Но эти галоши, как и предыдущие, новые. Индивидуальных признаков нажить не успели.
Покровский кивнул.
— Ты чего киваешь, все сам знаешь? — разозлился Кривокапа. Он иной раз заводился с полоборота.
— Не знаю, но выводы одобряю.
— Он одобряет! Ты Иисус Христос, чтобы одобрять? Это я тебе результаты научного, твою мать, анализа…
— У тебя тут все орудия убийств? — остановил Покровский Кривокапу.
Покровский только гирю видел, и то она до орудия убийства не доросла, только до орудия покушения.
Кривокапа молча указал на стол у дальней стены. Неизвестно, для каких целей были выложены на длинном столе все три объекта. Здоровенный, вдвое от современного, бордовый кирпич с фабричным клеймом «КононовЪ». Чудовищного вида кусок рельса, ржавый и с огромным темным пятном. И слоистый кусок асфальта, как раздавленный черный торт, тоже с пятном, очень странный предмет, если отвлечься.
Стол стоял у стены с фотообоями: сосны и за ними озеро. Покровскому на мгновение показалось, что это он вышел к озеру после долгого тягучего марша через смолистый воздух бора, а тут на берегу стол с кирпичом, рельсом, асфальтом, все расположено очень аккуратно, через равные промежутки. И никого. Ветер только, рябь по воде.