Вместе с воеводой в шатре находился князь Щеня. Видно, дело и впрямь срочное, раз большой воевода тоже тут. Оба стояли у стола, опершись на него ладонями и чуть склонившись. Ни один не посмотрел на десятника, Осиф Андреевич лишь поманил пальцем, мол, подходи ближе. Силуян подошёл.
Свет от восковых свечей падал на разложенный на столе холст. Силуян прищурился: полоски, круги, буквицы - непонятное всё. От одного края холста к другому угольком прочерчена неровная линия, окончанием своим похожая на стрелу. Воеводы молчали, и Силуян, набравшись смелости, спросил осторожно:
- Чего это?
Осиф Андреевич кивнул понимающе.
- Чертёж. Всё как есть в Смоленской земле - города, сёла.
Силуян шагнул ближе. И впрямь: там, откуда начиналась стрела - круг и слово "Елна", а у кончика стрелы - "Тросна", и вроде даже излучинка схожа с той, что у Миткова; а чуть подале две коротких полоски - мосты.
- Чудно...
- Ладно, не за тем зван, - Осиф Андреевич выпрямился. - Ты вот что: возьми людей добрых с десяток да сходи к Ельне. Проведать нужно где там литва - к нам идёт или иным каким путём пошла, и сколь их всего. Сможешь?
Силуян пожал плечами.
- Чего же не смочь. То дело не хитрое, и ране доводилось лазутничать. Только у меня от десятка всего-то пяток людей осталось.
Князь Щеня повернулся к десятнику.
- Помнится, в прошлом походе ты сотенным головой был.
- Именитее нашлись. Ныне не по делам судят.
- Стало быть, и у вас местами мерятся.
- Мерятся.
Осиф Андреевич кашлянул в кулак.
- Бог с ним... Гляди дале, - он ткнул в холст. - От Ельни у литвы два пути: один на Новгород-Северский мимо Брянска, второй лопатинским большаком на Дорогобуж, через нас. До Брянска им идти несподручно, так что скорее на Дорогобуж пойдут. Но убедиться в том стоит.
- Внимательно смотри, - вставил князь Щеня. - У литвы воеводою гетман Острожский, то хитрый пёс.
Осиф Андреевич кивнул, подтверждая, и продолжил:
- Пойдёте тихо и налегке. Дале деревни Лопатина не ходи. Видишь она на чертеже где? Если мы с князем Данилой правильно мыслим, так литву в самый раз там встретите. Кольчуги оставьте, у кого ручные пищали есть, тоже пусть оставят.
- Откуда у нас рушницы, воевода? - скривил губы Силуян. - Это, вон, у москвичей, у новгородских пищальников, у слуг дворовых есть. Там люди богатые. А мы и сыты не кажный день бываем.
- Сделаешь всё как надо, будут тебе рушницы. И вот ещё что: коли остановят тебя у Ведрошей передовые заставы, так ты им заветное слово шепни "Златоуст". По сему слову вам никто препоны чинить не станет. - Осиф Андреевич протянул руку прощаясь. - Поспешай. Завтре к вечеру жду обратно.
Покинув шатёр, Силуян отправился к сотнику; какой ни есть, а начальник, доложиться надобно. Тот спал в шалаше-однодневке у загонов. Из-под прикрытых лапником жердей торчали голые ноги. Вот ведь, ненароком подумал Силуян, и комары ему нипочём. Рядом с шалашом, прикрывшись рогожкой, спал мальчонка - холоп - белобрысый смышлёныш лет двенадцати. Силуян нагнулся, осторожно тронул его за коленку, и он тут же вскочил, уставившись на десятника испуганными спросонья глазами.
Силуян приложил палец к губам и прошептал:
- Сотнику передашь, кода встанет, что я со своими под Ельню лазутничать ухожу. То воеводы Осифа Андреевича наказ. Понял ли?
Мальчонка согласно мотнул головой.
- Ну, спи дале.
Силуян выпрямился; дело воеводы отлагательства не терпело, но возвращаться назад к десятку он не спешил. Неизвестно ещё каким боком завтрашний день выйдет, доведётся ли присесть хотя бы, так что пусть люди лишний часок поспят.
Ночь выдалась звёздная, тёплая. Нестройный писк комарья и картавый хрип лягушек в камышовой заводи отзывались на душе досадою, но они же гнали прочь начавшую укореняться в глазах усталость. Силуян спустился к реке, зачерпнул пригоршню воды, поднёс к лицу. Сапоги по самый подъём увязли в илистом грунте; Силуян шагнул назад, покачнулся, вода потекла меж пальцев на грудь, на живот, накативший ветерок захолодил щёки. Вот ведь... Вздохнул.
Рядом у загона переговаривались караульные. Их голоса стелились по траве подобно туману - легко, осторожно. Один караульный жалился на воевод, на злую судьбину, другой поддакивал и в свой черёд корил какого-то Спирьку за то, что тот стащил у него кувшин браги. Силуян постоял, послушал. Не дело вот так на карауле языком впустую молоть. Ненароком услышит кто, стольник воеводский, к примеру, хорошего выйдет мало. Лучше бы за лошадьми крепче смотрел, а то неровен час зверь какой вспугнёт, тогда в самом деле без плетей не обойдётся.
Силуян подошёл к загону и караульные разом встрепенулись, наставляя на десятника копья. Спросили недружелюбно:
- Кто там в теми шарится? Отвечай!
По голосу, показалось, тот, что о браге пёкся.
- Из полка правой руки человек, - отозвался Силуян.
Караульный вздохнул успокоено и отвёл копьё.
- Шёл бы ты спать, человек. Не ко времени бродишь.
- Да шёл уже, только больно жалобно вы о печалях своих говорите.
- Может и говорим. Тебе-то что за дело?
- Да мне дела нет, а вот коли воевода прознает, так кожу со спины сдерёт быстро.
Караульный призадумался.
- Не ты ли воеводе об нас скажешь?
Силуян усмехнулся.
- Я али иной кто, тебе-то уж не всё одно будет?
Копья вновь потянулись вперёд и хриплый голос с угрозою произнёс:
- Иди-ко отсель, человек, а то у нас кони на чужаков тревожатся, кабы не вышло чего.
К десятку Силуян вернулся, когда нетерпеливая бледность начала размывать звёзды. Ночи в июле нестойкие, день едва успеет угомониться, а время уже на утро поворачивает, вставать пора. Силуян потряс за плечо Тимоху Васильева, показал жестом, чтоб подымался и чтоб других подымал.
Следом за Тимохой встал Коська, потянулся с хрустом.
- Съесть бы чего, - сказал со вздохом.
- Молитвой перекусишь, - ответил Силуян. - Собирайся давай.
Коська обиженно шмыгнул.
- Куда хоть едем?
- Под Ельню, лазутничать.
- А иных никого боле не нашлось? - злобно со сна прохрипел Ганька.
- Никого.
По укоренившейся привычке собрались быстро: оседлали коней, положили припас в перемётные сумы и, помолясь, тронулись в путь. Дорога на Ельню уходила вправо наискосок, к Тросне; где-то за рекою, у Ведроши, стоял передовой полк, а деле лесная смоленская сторона. Глухая. Заставы передового полка прошли уже при свете. Заветное слово воеводы раздвинуло установленные на дороге рожны, заставило вялых караульных шевелиться. Хмурый пятидесятник долго не мог взять в толк, чего этим пятерым понадобилось в столь ранний час, потом, разобравшись, махнул рукой - езжайте - и пошёл в шалаш досыпать.
Узкая дорога едва протискивалась меж покрытых мхом широколапых елей; пахло смолой и хвоей; лошади всхрапывали, давили копытами сухие шишки. Где-то недалеко скрипнула сойка. Силуян натянул поводья, прислушался: кого учуяла лесная сторожа? Сойка в лесу лучший друг и главный враг, и о тате затаившемся предупредит, и тебя с головой выдаст. Силуян задержал дыхание, послушал ещё - тихо - и кивнул - едем дальше.