- Нет, что-то не припоминаю.
- А потом они ещё заспорили, что почти все знаменитые люди, что были в России родом с Украины,- продолжал выкладывать подробности Олег.
- А этот, их соперник, что он ответил?
- Да уж не помню, чего-то там кричали друг на друга, только игру смотреть мешали. Когда наши четвёртый забили, они уже дальше и не смотрели почти, только ругались. А потом один тренер сказал, что с кем угодно договориться можно, хоть с негром языка не зная, а с вами москвичами никогда. И ещё говорили, что пока Москва во главе России будет, все русские кроме правителей нищие будут. Мам, за что они так Москву ненавидят?
- Ненавидят?... Не знаю сына. Я бы может тоже, если бы мы в ней сейчас не жилим, да наш папа москвичём не был, возненавидела бы её. Много на то причин... подрастёшь, может, поймёшь... Ладно, пойдём скорее, загорать надо, а то уж нам тут всего-то и осталось...
10
Дзаблаева всё больше проникалась симпатией к Зое Степановне. Как-то за обедом она принялась рассказывать о тех местах, где ей приходилось отдыхать. А бывала она и в Ялте, и в Прибалтике, на всём кавказском побережье от Анапы до Батуми. После обеда, улучив момент, когда Зоя Степановна, выйдя из столовой, осталась одна, Дзаблаева подошла к ней и заговорила совсем на неожиданную тему:
- Так скучно как здесь никогда не отдыхала. Сначала я старшей своей Верке говорила, что на её бы месте всех парней здесь закадрила, а сейчас и сама вижу, кадрить-то некого.
Зоя Степановна вежливо слушала и никак не могла понять к чему всё это, зачем соседка по столу так явно стремится к сближению? Поговорив в том же "ключе" ещё минут десять, Дзаблаева вдруг спросила:
- Вы что собираетесь делать в последний вечер перед отъездом?
- Не знаю, наверное, собираться, упаковываться будем,- с некоторой настороженностью ответила Зоя Степановна.
- Это ведь можно и до того, и после успеть... Знаете, я бы хотела вас пригласить на маленькую вечеринку в этот вечер.
- То есть как это... куда?- не поняла Зоя Степановна.
- Давайте отойдём, а то стоим тут на солнцепёке,- Дзаблаева отвела Зою Степановну от столовой в тень кустов акации, где они присели на скамеечку.- Понимаете, Антонова со своими соседками по номеру собрались, как стемнеет к морю выйти. Ведь то же будет ночь на Ивана Купалу. Вот и отметим, искупаемся как положено, ну и там...
- Право я не знаю... А эти... её соседки, они тоже учителя?
- Ну да. Они, правда, помоложе, но бабы ещё те. Присоединяйтесь, это ведь так здорово, искупаться в ночном море. А что, раз живём, надо всё попробовать.
- Прямо не знаю, что вам и сказать... Извините, подумать надо.
- Вот и подумайте, а как надумаете, скажите.
Ближе к концу дни, казалось, полетели быстрей. Вода стала вполне терпимой и Зоя Степановна уже окуналась и в утреннее море. За столом Дзаблаева постоянно напоминала о своём предложении, а Зоя Степановна всё колебалась. Ей не хотелось присоединяться к компании, в которой будет Антонова, в то же время тянуло попробовать, испытать это неведомое чувство - купание в ночном море. Другое дело, если бы она отдыхала здесь с мужем, тогда, возможно, и сама бы выступила инициатором такого купания, только вдвоём с ним и никаких посторонних.
Тем временем сборы у штангистов закончились и они разъезжались. На последней вечерней поверке главный тренер буквально умолял их до каких-то важных международных соревнований "удержать форму" и ещё... именно умолял:
- Не ввязывайтесь ни во что, не деритесь, лучше уступите, ведь с вами один на один никто не свяжется, кодлой бить будут, искалечат, или вы кого искалечите. Не в больницу, так в каталажку угодите, а кем мы тогда дыру в команде заткнём!? С таким трудом вас отбирали, сюда вот вырвали, натаскали... Ведь вас так мало, берегите себя, вас Бог отметил, ваш талант не должен пропасть из-за глупости, случайности. Местным своим тренерам так и скажите, что если вам на этот период условия для тренировок не обеспечат, со мной дело будут иметь, я им на республиканском совещании матку выверну... Рибоксин, рибоксин не забывайте принимать...
Зоя Степановна прислушивалась. Как-то незаметно ей стали интересны нюансы жизни этих необычных людей, их мир. Они чем-то импонировали, причём не только своими физическими качествами. Эти могучие мальчишки оказались очень дисциплинированны, слушались наставников, вели себя на редкость скромно и тихо. Как педагог Зоя Степановна не могла не оценить это. Тем более, на смену тяжелоатлетам стали заселятся какие-то хоккеисты класса "я" и сразу дали понять, что они совсем иная публика, шумная, коллективно-наглая, непрочь выпит и погулять - следующему заезду отдыхающих с соседями повезло куда меньше.
Узнав, что Зоя Степановна скоро уезжает, ещё откровеннее стала её утренняя знакомая. Она вдруг призналась, что всю жизнь была атеисткой, а сейчас стала верующей, потому как всё, что творится вокруг не иначе как преддверие конца света, причём здесь в Крыму он может наступить даже раньше намеченного Богом срока. Зоя Степановна выразила недоумение такому пессимизму, вроде край-то цветущий, море, солнце... Разве можно тут пропасть? На что собеседница, ничего не сказав, лишь горестно покачала головой.
Совсем испортилось настроение у Олега, так как, несмотря на блестящую победу над Камеруном, сборная России так и не смогла преодолеть сито группового турнира и выбыла из дальнейшей борьбы. А в столовой Дзаблаева настойчиво пытала Зою Степановну насчёт прощального ночного купания, на которое та всё не могла решиться. В предпоследний день она дочитала Воннегута, вернее его "Сирены Титана", но на следующую повесть "Бойня номер пять" времени уже не оставалось. К тому же надо было ещё успеть загрузиться на полную емкость дорожной тары дешёвыми ягодами, персиками, чтобы в Москве наварить варенья. На это важнейшее мероприятие отводились последние два дня.
На этот раз Зоя Степановна была особенно придирчива и внимательна на рынке, ведь покупаемым плодам предстояло преодолеть тысячу километров в проезде, в ведре и сумках. Она не то что брезговала, но как-то побаивалась покупать что-то у неславянских торговцев. В Москве это создавало для неё массу неудобств - ведь в столице на рынках давно уже господствовал Кавказ. Здесь, в Феодосии, кавказцев оказалось куда меньше... Тем не мене по рынку Зоя Степановна ходила довольно долго. Олег ей мешал, путался под ногами со своей кислой физиономией и она, оставив его у входа на рынок и наказав не сходить с места, вновь пошла по рядам.
Лучшая черешня и сравнительно недорогая оказалась у пожилой крымской татарки... Крымских татар было совсем немного на том базаре. Их национальная трагедия заключалась не только в том, что их репрессировали в сорок четвёртом, выслав в Среднюю Азию. Но и, как это ни парадоксально, в том, что этот народ за последние столетие-полтора полностью утратил свою некогда агрессивную, воинственную сущность. Они стали в массе своей мирными мусульманами, такими же, как и татары российские, башкиры... осёдлыми, спокойными, работящими. Увы, но данное обстоятельство в пьесе абсурда, срежиссированной тоталитарной властью, сыграло с ними незаслуженно злую шутку: крымские татары даже после официальной реабилитации не смогли в СССР вернуть себе своей Родины. Не смогли, ибо уже не обладали моральными качествами, позволявшими всенародно распаляться до озверения... убивать, насиловать, каждодневно запугивать тех славян, что расселились на их землях. Увы, крымские татары оказались слишком уж мягким народом для власти знающий и понимающий только язык насилия. А то что Советская Власть пасует только перед зверством доказали ещё задолго до Афганистана другие, немирные мусульмане страны Советов. Они отвоевали свою землю не лозунгами и демонстрациями, а тем, что вернувшись из ссылки устроили поселившимся на их землям русским сущий ад. И Власть их зауважала, восстановила автономию, закрыла глаза на преступления, признала гордыми и самобытными народами. А крымские татары переживут, нет у них своей земли в Крыму, как нет её в СССР у корейцев, немцев, греков и прочих, кто недостаточно самобытный, гордый и страшный...