А в зале шла напряжённая вечерняя тренировка - это было хорошо видно в распахнутые большие окна. Олег отпросился к футбольному полю посмотреть игру двух местных команд, а Зоя Степановна присела на скамейку неподалёку от зала, где штангисты тягали свои снаряды. Она видела в окно молодого атлета в потной майке и тренера, который что-то ему втолковывал. Выслушав, атлет наклонился и пропал из поля зрения, затем показалась его голова, донёсся натужный короткий вскрик и штанга - по два больших красных диска с каждой стороны грифа и несколько более маленьких разноцветных - оказалась над его головой. При этом сам атлет сидел под штангой, вероятно на корточках. Тут же он встал со штангой на широко расставленных вытянутых руках, подержал несколько секунд и бросил. Снаряд отозвался снизу уже знакомым тяжким ухом. Опять подошёл тренер, опять что-то говорил, показывал руками, опять парень наклонился к штанге. Один раз атлет явно сплоховал, штанга не застыла у него над головой, а пошла дальше, назад и он был вынужден бросить её за голову, выскочив вперёд. Снаряд, видимо, ударился не о помост, а прямо об пол - звук получился совсем иной не глухой как раньше, а звонкий, рассыпающийся. Тренер данным обстоятельством был чрезвычайно недоволен... Атлет у ближайшего окна всё подымал и подымал, его лицо искажали гримасы околопредельных усилий.
Тренировка производила довольно скучное и тягостное впечатление. Зато теперь Зоя Степановна отлично понимала, почему многие штангисты всегда после столовой несут с собой в номера по нескольку кусков хлеба. Того, как её казалось, обильного питания им, конечно, не хватало, чтобы восполнить сжигаемые на тренировках калории. Но вот отчего Дзаблаевы втихаря таскают хлеб со столовой? Неужели тоже не наедаются?
Подошёл Олег. Футбольный матч закончился, и он тоже стал наблюдать за тренировкой штангистов.
- Чтобы таким здоровым стать, наверное, много лет тренироваться надо?- спросил он.
Зоя Степановна хотела ответить утвердительно, пожурить заодно сына, что он, будучи заядлым болельщиком-созерцателем, сам никогда никаким спортом не увлекался... Но серьёзный характер "железной" работы, которую они наблюдали, не позволил ответить столь упрощённо:
- Конечно, но знаешь Олежка, в таком деле и от природы много иметь надо, такие нагрузки не каждый организм и не каждый позвоночник выдержит.
Олег с некоторым удивлением взглянул на мать. Он скорее ждал обычного педагогического рефрена: терпение и труд всё перетрут... каждый кузнец своего счастья...
6
Зоя Степановна теперь каждый день загорала утром, благо погода установилась. Потом, после завтрака ходили с Олегом на базар, покупали черешню, смородину, ранние персики. После базара шли на пляж, и после обеда тоже. У Олега, при всех его физических недостатках, имелось одно достоинство - он никогда не сгорал, сколько бы и в каком положении ни загорал. Увы, Зоя Степановна нуждалась в строгой дозировке. Но ей удалось благополучно пережить первые дни, когда существовала опасность сгореть на солнце. Уже на четвёртый-пятый день она загорала совершенно спокойно, почти без ограничений, день ото дня становясь всё темнее, всё более напоминая курортницу со стажем.
Со старожилами утреннего пляжа, этими престарелыми "красотулечками" Зоя Степановна сближения не искала. Зато она познакомилась с другой завсегдатайшей, которая тоже держалась немного на отшибе от утренних пляжных компаний. Женщина уже пенсионного возраста, она сама подошла к Зое Степановне и поинтересовавшись временем, завязала разговор:
- Вы с турбазы, отдыхающая?
- Да. А вы, наверное, местная?- задала встречный вопрос Зоя Степановна.
-Да, живу здесь неподалёку. Какой хороший у вас загар.
- Спасибо, но у вас лучше,- вернула комплимент Зоя Степановна.
- Ну, я то, можно сказать, родилась с ним, с детства здесь загораю,- рассмеялась женщина.
- Какое это, наверное, счастье, жить у моря?
- Не знаю. Отдыхающие многие также как вы считают. А я это счастье как-то не ощущаю, живу и всё. Вы, наверное, из Москвы, в школе работаете?
- Да,- изумлённо призналась Зоя Степановна.
- Вы не удивляйтесь. Просто у меня знакомая на этой турбазе работает, она и сказала, что с Москвы целиком учительский заезд был. Я ведь тоже почти тридцать лет в школе проработала, в младших классах. Сейчас на пенсии.
- Значит мы с вами коллеги?
- Выходит так,- дружелюбно подтвердила новая знакомая. Она была непрочь ещё поболтать, но Зоя Степановна извинилась, и сказав, что в семь часов обычно уходит, что в номере её ждёт сын, распрощалась до следующего утра.
За очередным завтраком Дзаблаева принялась выспрашивать во сколько Зое Степановне обошлась путёвка и узнав, что в двадцать процентов общей стоимости, с трудом сдерживая буквально распиравшую её радость сообщила, что им путёвка встала всего в десять процентов. Прочитав немой вопрос на лице собеседницы, она несколько смутилась, и сбивчиво пояснила:
- У меня в нашем РОНО... в общем помогли, льготную дали.
Зоя Степановна потом долго не могла отделаться от мысли-вопроса: почему у Дзаблаевой льготная путёвка да ещё на троих человек? Она вспомнила твердокаменный отказ в РОНО на свою мольбу о трёхместной путёвке. Яснее ясного, что они у них имелись, но приберегались. Для кого?... Для таких как Дзаблаева? Пока Зоя Степановна конкретно не знала для кого те путёвки, ей было не так обидно, может это какие-нибудь заслуженные учителя, ветераны, новаторы, орденоносцы. Но тут она воочию убеждается, что льготная путёвка каким-то хитро-замысловатым путём достаётся вот этой недалёкой бабе, говорящей "бутеброт", и она фактически задарма везёт отдыхать своих девок-полукровок.
Нет, Зоя Степановна не была националисткой и никогда вслух не оскорбляла ни одну нацию, разве что свою. Русских она считала самым простодырым народом в мире, и иногда от этого осознания сильно страдала. В союзной республике, где она жила с измальства, ей не раз приходилось испытывала на себе отношение коренного населения к русским, далеко не всегда дружеское. Потому в ней имел место своеобразный комплекс, выражавшийся в настороженном отношении ко всем нацменам. Впрочем, если говорить о её родном Казахстане, то его населяли в основном небуйные народы. Русские там довольно терпимо несли "бремя белых" и задирались на национальной почве разве что по пьяни. Казахи, в массе своей люди тихие, спокойные, также в основном без пены у рта и хватания за ножи осознавали себя "хозяевами страна". Ну и наличие в республике значительной прослойки насильно завезённых в сороковые года немцев и корейцев, как правило, необыкновенно трудолюбивых и совсем не гордых в национальном плане, ещё более скрепляли общие сравнительно доброжелательные межнациональные отношения. Правда, в те же сороковые сюда же выслали и не столь спокойные нации, но после пятьдесят шестого года они получили возможность вернуться на Родину, и их представителей в республике оставалось немного.
Уже позже, когда вышла замуж и стала жить по гарнизонам, Зоя Степановна поняла, как ей ещё относительно повезло с местом рождения. Ей приходилось встречать офицерских жён, русских, но родом со Средней Азии и Закавказья. Они, иной раз, рассказывали о тамошних межнациональных отношениях такое, чему в здравом рассудке невозможно было поверить. Исходя из специфики своего жизненного опыта, Зою Степановну просто не могло не возмутить то, что эта "бутебротина", которую наверняка ради прописки осчастливил замужеством какоё-то кавказец, имеет больше прав и возможностей чем она.