Отдыхающие продолжали прибывать. Новые заезды шли уже не с Москвы. Днём на пляже стало тесно, и занимать кусочки песка приходилось сразу после завтрака. На уже изрядно загоревшую Зою Степановну с интересом поглядывали появившиеся со следующим заездом мужчины средних лет. Спиной, ногами она ощущала эти взгляды. Как и любой привлекательной женщине ей это было не в диковинку. К тому же она имела опыт жизни при воинских частях, где ей случалось ловить на себе и не такие взгляды, а солдатские, "голодные", раздевающие глазами...
Вода, наконец, прогрелась до девятнадцати-двадцати градусов и уже не только пляж, но и море вблизи берега заполнилось народом. Зоя Степановна чередовала солнечные ванны с купанием, гоняла в воду сына. Она всё явственнее чувствовала, как под действием солнечных лучей, горячего песка, морской воды, добротного питания в её тело входит жизненная сила, неспешно, но неотвратимо вытесняя годами накопленную усталость. Она вдруг перестала испытывать то, к чему уже притерпелась как к неизбежным спутникам жизни: боли внизу живота, позывы к почечным коликам и прочие болезненные ощущения, следствие продуваний, замерзаний, промокания ног, профессиональной деятельности. Она почувствовала уже основательно подзабытую лёгкость движений, видела в зеркале, как разглаживаются морщины на её лице. Но самое удивительное, такого рода "помолодение" сопровождалось тем, что она заметно поправилась - стали тесны юбки, кофточки и платья, не раз ушиваемые за два года московской жизни. Увы, Олег, во всяком случае внешне, за исключением хорошего загара никаких изменений не претерпел, что, естественно, не могло радовать Зою Степановну.
7
Где-то недели через полторы по приезду в череде почти безоблачных дней выдалось пасмурное утро. Зоя Степановна не смогла позагорать утром, ибо небо сплошь заволокло пепельно-бугристым пледом облаков. Дабы не терять времени понапрасну, она решила сходить в центральную часть города, посетить местные достопримечательности. В первую очередь её интересовали дом-галерея Айвазовского и дом-музей Александра Грина. Олег, как и следовало ожидать, восторга по данному поводу не изобразил. Но он уже закончил читать Буссенара, и делать ему было абсолютно нечего (по телевизору футбол с утра не транслировали). Потому он даже проявил некоторый интерес к неминуемой экскурсии:
- Грин, это который "Алые паруса" написал?
- Да и не только. У него много замечательных произведений,- сразу воодушевилась Зоя Степановна
- Не очень-то он мне нравится, скучно читать,- не разделил восторга матери Олег.
- Да что ты понимаешь?... Скучно,- передразнила Зоя Степановна. Она наводила лоск на своё заметно похорошевшее здесь лицо.- Пора бы уж и серьёзную литературу понимать, а не только вот такую,- она пренебрежительно кивнула на лежащего на столе Буссенара.
- Ладно, не зверствуй, - примирительно пошутил Олег, понимая, что дальше может последовать не раз уже произносимая матерью лекция о разных жанрах литературы, для детей, юношества и серьёзная, к которой ему пора бы уже начать приобщаться...
Они неспешно шли вдоль моря, мимо пансионатов к центру города, время от времени уточняя дорогу. Как же отличалась эта прибрежная часть Феодосии от той, по которой им приходилось ходить к рынку. Это был старый, ещё дореволюционный город. Зоя Степановна чувствовала себя персонажем купринского "Белого пуделя", проходя мимо радующих глаз старинных особняков, бывших летних дворцов русской знати. Колонны, балконы, мезонины, узорная лепнина. Всё это великолепие не могло не завораживать, заставлять задумываться: "Ведь когда-то русские умели работать, строить такие прекрасные жилища без помощи турок или финнов, которых едва ли не за дикарей считали... Куда всё девалось?..."
Такие участки сплошной старинной застройки Зоя Степановна видела в старых не тронутых советскими реконструкциями районах Москвы, на Пятницкой, в переулках старого Арбата, где могла бродить часами. Она часто уговаривала мужа ехать в Центр, до метро "Арбатская", выходить там и углубляться в тамошние улицы и переулки, смотреть и восхищаться. Однажды на такой прогулке, находясь в состоянии романтического похмелья, Зоя Степановна, в детские и студенчесие годы увлекавшаяся чтением журнала "Юность", сказала:
- Здесь где-то жил Окуджава и другие знаменитые арбатцы.
На что муж, имевший касательно знаменитых деятелях культуры-"шестидесятников" нетрадиционную точку зрения саркастически изрёк:
- Совершенно верно, сюда заселили их родителей после революции, повышвыривав и изведя прежних хозяев этих домов и квартир.
Зоя Степановна не возмущалась таким суждениям мужа, потому что помнила о своих родителях, вышвырнутых со своей родины, и вынужденных спрятаться в другой республике.
Бывшие особняки теперь стали ведомственными санаториями, вернее были, потому что после развала Союза преобразовались в акционерные общества. Возле дома-галереи Айвазовского застыли старые корабельные пушки. Билеты, учитывая валютную легковесность карбованца, стоили гроши. Скорее всего, поэтому народу оказалось довольно много. Полотна, огромные, средние и небольшие изображали в основном любимое художником море в самых разных состояниях, от штиля до необузданного неистовства бури. Особое впечатление на Зою Степановну произвела большая картина "Среди волн". От её обозрения становилось жутковато, казалось, что вся эта водная стихия вот-вот перехлестнёт картинную раму и, всё сметая, устремится прямо в зал галереи.
Картины заинтересовали и Олега. Он буквально разинув рот ходил за матерью время от времени спрашивая её и прислушиваясь к экскурсоводам обслуживающим группы организованных экскурсантов. Куда меньше понравилась ему экспозиция дома-музея Грина.
- И писатель скучный, и музей скучный,- сообщил он матери после осмотра.
Видимо так же думал не он один, потому как посетителей в музее оказалось совсем мало, хоть цена билета была ещё ниже, чем у Айвазовского. Зоя Степановна, напротив, именно здесь нашла для себя много интересного. Среди экспонатов были выставлены наряду с широко известными произведениями болезненного романтика и такие, о существовании которых она и не слышала, они почему-то не издавались в советское время.
За время, что они ходили по музеям хмарь рассеялась, стало опять солнечно, жарко и до турбазы (примерно километра полтора) Зоя Степановна дошла уже изрядно подустав. Олег, несмотря на свою слабосильность, был весьма выносливым мальчишкой и кроме определённой скуки после посещения гриновского музея ничего, в том числе и усталости, не испытывал.
- Мам, я схожу до обеда телек посмотрю? - запросился он едва вошли в номер.
- Ладно, иди,- на этот раз безо всяких нотаций разрешила Зоя Степановна. К тому же она вспотела во время ходьбы, и ей было необходимо переодеться.
Впрочем, как раз в этом неудобств от совместного проживания в комнате с почти уже взрослым сыном она не испытывала - Олег являлся на редкость тактичным парнем. Едва мать приказывала ему: "Иди на балкон и не оборачивайся, пока я не переоденусь", как он с пониманием и без тени двусмысленных ухмылок шёл куда велели, и можно не сомневаться - он не обернётся даже случайно. "Всё же неплохой парень растёт",- думала иногда Зоя Степановна, и тут же с болью в сердце самопроизвольно домысливала,- "Ну, хоть чуть-чуть покрепче был, половчее, позлее. Вон, какие зверята вокруг растут. Как он будет среди таких?" Здесь Зоя Степановна всё-таки грешила против истины - в её школе, например, таких "зверят" имелись единицы. Даже среди недисциплинированных детей большинство всё-таки составляли расторможенные непоседы, проказники или, в крайнем случае, мелкие пакостники, из которых вряд ли сформируются будущие изверги.
В вестибюле жилого корпуса появились афиши, вещающие о гастролях в Феодосии московских артистов. Самая броская афиша сообщала о начале сольных концертов Ирины Аллегровой, чуть поскромнее о приезде комика пародирующего эстрадных "звёзд" Пескова.