- Юноша, вы полагаете, курить в лифте - цивилизованно? Погасите, пожалуйста, сигарету!..
- А то чё?.. - нагло и вызывающе ответит детина и стряхнул пепел ей на кроссовки. Лучше бы ему было промолчать...
Лёка почувствовала, как мимика лица болезненно исказилась. Темечку стало горячо. Весь корпус напрягся перед атакой, - она больше не лгала себе: эта её сила неотвратимо превращалась в опасную...
Лифт внезапно остановился на этаже, кнопка вызова которого не пульсировала призывным светом. Дверь открылась, и любитель покурить неведомой силой стремительно был отброшен к дальней стене. Свет в проём этажа падал только из кабины лифта, и в течение трёх секунд, пока двери снова не сомкнулись, он ошалело смотрел, как из холодных синих глаз женщины выплескиваются электрические молнии...
46
Белое однообразие раскинулось до горизонта, и только привычный к размаху тундры каюр видел приметы, которые ему не позволяли в этом однообразии заблудиться. Погоняя хореем оленей, причмокивал губами, он что-то напевал себе под нос. Лёка вслушивалась в слова, но не понимала их.
- Едэй, о чём твоя песня?
Он обернулся к ней, одарив беззубой улыбкой, ответил:
- Моя песня про олень... про тундра... про стойбище... олень всегда привезёт стойбище... ветер чует... дым чует...
Под размеренный бег упряжки в Лёкиной голове рождались строки о малочисленном стойком народе, о неразгаданной душе тундры... В полусонном забытьи она сама стала напевать:
Если в тундре воет вьюга,
Так, что звёзды лица прячут,
К чуму вывезут олешки -
Путь найдут они по ветру...
Едэй тронул Лёку за плечо - она всё-таки заснула, - вытянул руку с хореем по направлению к появившейся и ставшей на глазах расти чёрной точке.
- ... это её стойбище... ждёт тебя...давно ждёт.
«Стойбищем» оказался ладный деревянный домик, невысокий, в два окна, с покатой крышей, узкой высокой трубой «под зонтиком». Синие сумерки уже вовсю сгустились, оттого яркие желтые пятна окошек посреди безлюдья казались неровными мазками на картине начинающего художника-импрессиониста. Очень смелого художника: больно полотно было огромно для такой маленькой и беззащитной натуры...
Олени, шумно дыша, остановились невдалеке. Едэй помог Лёке встать, затем, спрыгнув с нарт, гортанным «хор-хор!..» отогнал животных пастись и сам деликатно отошёл, привычно найдя себе занятие.
Дверь домика резко отворилась, в освещённом проёме возникла фигура женщины, довольно крупной, на вид лет тридцати пяти, с копной тёмных волос, рассыпавшихся по капюшону парки, отороченному дымчатым мехом. Она секунду постояла на месте, потом с приглушенным воем бросилась к Лёке, обняла её крепко, и так, стоя в обнимку, выла ей в затылок.
Лёка ободряюще похлопала её по плечу, - «ну-ну, зачем... всё хорошо...» Затем отстранилась не без усилия, спросила:
- Звать-то тебя как?
- З-и-и-и-нк-а-а-а-а! - навзрыд ответила женщина. Держа Лёку за плечи обеими руками, она без перехода заголосила-затараторила:
- Со мной какая-то херня приключила-а-а-а-а-сь! Я молниями плююсь!.. - Женщина заплаканными полудикими глазами смотрела на Лёку, в надежде найти в этой незнакомке ответ на мучающие её вопросы. И спасение. Тиская гостью за плечи, она судорожно шептала:
- Я домой хочу!.. Я домой хочу!..
- Выходит, это ты была тем третьим, когда оно в первый раз здесь появилось... - полуутвердительно сказала Лёка женщине.
- Не в перв-ы-ы-ы-ый... - продолжала выть в голос женщина, - Едэй говорит, они тут уже который год лазят...чудища эти... Да я бы уже и пешком ушла, сдалась...да куда идти-то?!
Наконец, женщина догадалась пригласить гостью в дом. Внутри жилище выглядело уютно, даже цивильно: со знанием дела оборудованная техникой кухня, просторный обеденный стол окружали обитые чем-то мягким лавочки, в нише у входа - компактная генераторная установка. В глубине домика виднелась пара небольших диванчиков, один из них уже разобран для сна, но сон у того, кто на нём спал, был, по всей видимости, очень неспокойный: одеяло полулежало на полу, в жгут скрученная простыня не сияла свежестью, подушки, сбитые горкой, настороженно застыли в углу постели. Но даже беглого взгляда хватило понять - далеко небедный человек устроил этот оазис посреди необъятной тундры.