И обе вполголоса допели:
- «Эх, пропади оно пропадом! Лучше тихо, да шёпотом. Не подумали б, что потом, что потом, что по-то-о-о-о-ом...»
- За всё надо платить, дорогая моя Тонька. За несанкционированный расстрел отведённого на жизнь времени - в первую очередь. Представляешь, я всё это время спа-ла, - сказала Лёка с расстановкой. - Нет, я, конечно, что-то делала, ходила на службу, варила обеды, посещала родительские собрания в школе... - Лёка сидела на фоне начинающего синеть окна, утвердив голову на сцепленных в замок руках. - Только вот, подруга, жизнь каким-то невероятным образом просочилась мимо. Отчего-то всегда интересы близких и дальних перевешивали мои собственные, я жила эдаким профоргом, готовым в любую минуту кинуться на защиту чужих интересов... - Антонина с интересом слушала её тираду. - Да знаю, знаю, что ты мне можешь ответить! - не меняя позы, ответила на не прозвучавший вопрос Тоньки. - Я, друг мой Тоня, все эти годы чувствовала некую недосказанность судьбы. С музыкой ведь так и не получилось большой любви, а ведь могла быть, могла... И с литературой... Ни падений, ни больших взлётов: ни одной серьёзной вещи не написала - всё рассказы, рассказики... Но утешала себя мыслью, что я прежде всего жена и мать, что жизнь идёт как надо, в чистенькой уютной квартирке, на чистеньких простынках, рядом с чистеньким мужем, заботливым, порядочным, правильным... Правильным, Тонька, до одури, никогда не забывающем о дежурном поцелуе в щёку, от которого уже хочется удавиться... - Лёке стало легче оттого, что больше не надо было бодриться и прятать свои чувства от посторонних глаз. - Старалась воспитать сына достойным гражданином. Но, похоже, и в этом вопросе потерпела фиаско: Гришка вырос потребителем, ленивым и дерзким.
Тонька протестующим жестом остановила подругу:
- Пошла писать губерния! Вот, давай сейчас под горячую руку и Гришке обструкцию учини. Нормальный у вас сын, может, немного переходный возраст затянулся - перерастёт. Я же помню, как он котят бездомных жалел, тёть Вале за хлебом бегал. А ты, когда с мигренью своей пластом лежала, что, забыла, как он тебе говорил: «Мамочка, если ты помрёшь, я тебя всю жизнь буду помнить...»? Сколько ему тогда было - лет пять?
- Смотри-ка, запомнила... Да, лет пять - Токарев, как всегда, в командировке был... - Лёка какое-то время задумчиво улыбалась своим ностальгическим мыслям, затем вскинула голову: - Да ты не подумай, подруга, что я жалуюсь тебе. Вышло то что вышло. Был ли мой лотерейный билет счастливым? Наверное, да. Но на сегодня он погашен, конечная, приехали: «Граждане пассажиры, просьба покинуть вагон! А если хотите увидеть, что там, за горизонтом, покупайте новый билет». И никто не даст гарантии, что этот следующий билет будет счастливым. Никто, Тонечка. Даже Токарев... - Горько усмехнувшись, уточнила: - Тем более Токарев.
Чайник со свистком, дойдя до кипения, внёс новую ноту звучания в их беседу.
- Получается, друг мой Тоня, что каждому установлена в жизни мера хорошего и плохого - всем одинаково. Только у кого-то эти чёрно-белые полосы чередуются часто, у кого-то перемешаны так, что чёрное от белого не отличить, а у кого-то, как у меня, затяжная многолетняя белая становится, боюсь, затяжной чёрной... - Лёка разливала по чашкам душистый чай. - Авансом я хапанула белой полосы, подруга. Отрабатывать, видно, пора пришла...
Пузатые низкие чашки уютно уместились на столе, запах душицы, зверобоя и ещё какой-то незнакомой Тоньке травы приятно разлился в синеющем утреннем полумраке уютной кухни: верхний свет Лёка выключила, оставив только маленький светильник.
- Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. Тонь, как же быстро начали щёлкать годики... Помнишь, в детстве: год - это целая эра, так много всего в него вмещалось! А сейчас... Давай, подруга, будем здоровы! - Лёка шутливо подняла свою чашку.
- Давай... - не свойственным для себя тихим голосом ответила Тонька. - Давай попробуем быть здоровыми... - И едва притронувшись к своей, вдруг надолго задумалась.
Тонька, сидя с ногами на стуле, - неискоренимая привычка детства, даже в ресторане могла высидеть всего пару часов в «приличной» позе, - беззвучно вращала чашку с духмяным чаем. Сидела и молчала. Тонька - молчала! Если Тонька замолкает, это может означать только что-то не совсем хорошее. То есть совсем нехорошее.
- Тонь, ты чего? Устала? Давай я тебе постелю... - Лёка участливо смотрела на подругу. «Тоже стареет, - подумала она, - сорока моя белобока». - Тебе на софе или на кровати?
- Лёка, а ты чего это не спросишь, зачем я к тебе припёрлась? - Тонька порылась в сумочке, достала какую-то пилюлю, проглотила залпом. - Припёрлась из эдакой дали, пацанов на соседку бросила... - Тонька с отчаянным весельем сделала глоток и, придвинув лицо вплотную к Лёкиному, повторила, понизив голос: - Чего не спросишь?