- Может, всё же передумаешь? - Дед Маркел стоял на берегу и сокрушённо смотрел на неё. - Не положено бабе в одиночку шастать по рекам. Накось, возьми: бабка моя насбирала тебе. - Он передал ей туесок душистых ранеток - маленьких сибирских яблочек. - Спонравилась ты нам с бабкой, жила бы у нас и жила... Эх, девка!..
Оттолкнув лодочку от берега, дед Маркел долго стоял, глядя из-под руки вслед уплывающей «скорлупке».
13
Дни стояли прозрачные, звонкие, с лёгкой поволокой царящего тепла. Когда тело начинало ныть от неподвижности, Лёка выгребала к отмели, шла берегом. Природа не переставала озвучивать её поход в неизвестность ни на минуту: тайга скрипела, постукивала, тинькала, исходила трелями неведомых ей птиц - и только дробь дятла да заунывные позывные кукушки были знакомы уху горожанки. Цивилизация иногда врывалась в это царство буреломов и невнятного бормотания реки брошенной бутылкой или пластиковым пакетом, намертво пришвартовавшимся к прибрежному кустарнику и гордо реющим на ветру.
«Здесь, у надежды на краю, мне мягко стелют... Метели создают уют.... Поют метели...» Лёка не сразу сообразила, что в такт своим шагам она наборматывает стихи. Осознав это, остановилась, торопливо, пока мысль не сбежала, записала пришедшие строчки. «На хрупкий в окнах огонёк незваны, вроде... Напропалую, без дорог, ветра приходят...» Перечитала, пытаясь понять, чем они были навеяны: последний раз настоящую метель она видела в деревне у тётки, лет пятнадцать назад. А в Москве метелям уже второе десятилетие явно не климатило: даже на Новый год редко-редко ложился снег, настоящий, пушистый - чего уж о метелях говорить! Памятуя о том, как порой стихи «выстреливают», задумчиво тряхнула головой.
На этот привал Лёка не стала подниматься повыше от реки. Выйдя на небольшую галечную отмель, скинула рюкзак, мысленно оценила пейзаж на «отлично». Захватывая пригоршней воду, жадно напилась. Вода была искристая, сладкая, от её прохлады заломило зубы.
Сухих веток и щепы на ровном пятачке было предостаточно, и небольшой костерок она собрала за пару минут. В рюкзаке оставалось ещё довольно припасов. Туесок, в котором бабушка Мария передала ей ранетки, был полон крупной душистой малины, росшей в изобилии по обеим сторонам реки. Малиной Лёка и сама заправилась под завязку, и с собой набрала.
Костерок сухо потрескивал. Разжигать его она уже научилась с одной спички. Просоленная пóтом штормовка, помахивая рукавами, повисла на ветке молодой берёзы. Ноги, освобождённые от кроссовок, только сейчас поведали о своей усталости. Лёка сидела на прибившемся к берегу бревне вполоборота к лесу. Ей не было одиноко или тоскливо. Она хорошо понимала, что в прежнюю жизнь дороги нет, что её самой, прежней, - нет. К ней вернулась пошатнувшаяся было вера - и в себя, и в то, что она делает.
Нанизав на сухую ветку консервированную сосиску, подставила её под лёгкие лепестки почти бесцветного днём пламени. Где-то слева, в зарослях ивняка, послышался шум: треск валежника под ногами далеко не лёгкого существа. Вскоре показался и сам источник звуков: отфыркиваясь и мотая головой, на отмель вышел... медведь. Лёка отметила его появление так же спокойно, как и кружение птиц над гладью реки, с невероятной лёгкостью таскавших рыб себе на обед; так же, как и степенное барражирование шмелей от медоноса к медоносу, крупных, кажущихся плюшевыми. Спокойно, потому что ноги вмиг ей отказали - не убежать.
Медведь вышел к воде, лакнул несколько раз и повернул морду в её сторону. Она, отстранив ветку с нанизанной сосиской от огня, тоже смотрела на него. Рука машинально потянулась в нагрудный рюкзачок, нащупала предмет, ещё как-то связывающий её с цивилизацией - смартфон, - включила запись видеокамеры, поставила светлый прямоугольничек на возвышении у корневища бревна, совсем недавно ещё бывшего сосной.
«Если это конец, то пусть финальная точка моего существования будет навек остановлена в этой съёмке: кто-то да наткнётся на мой импровизированный бивак, кто-то да найдёт чудо техники, хранящее запись последних минут моей жизни...» - такие примерно мысли пронеслись в её голове.
Солнце успело спуститься за середину перевала, тени обозначились внезапно и резко. Медведь не спеша подошёл к поваленному бревну, звучно повёл носом. Лёка направила в его сторону ветку с нанизанной сосиской.
- Ужинать будешь? - спросила неожиданно для себя спокойно и буднично, будто приятеля.
Медведь секунду помедлил и вдруг, протянув лапу, сковырнул сосиску, которую тут же отправил в пасть. Чавкнув пару раз, опять уставился на неё глазами-бусинками. «Непуганый и сытый», - спасительным эхом пронеслось в её голове. За то время, что медведь дегустировал продукт, она успела нанизать на ветку ещё одну сосиску, которую также предложила хозяину и которую постигла та же участь, что и предыдущую. Банка опустела быстро. Медведь, до того сидевший почти как человек, опять встал на четыре лапы, потянул носом воздух и даже сделал пару шагов в сторону от костерка.