...Лодка сначала накренилась, потом подпрыгнула на шипящем буруне, плюхнулась плашмя и закружилась в водовороте. Волна накатила сразу с трёх сторон, в диком порыве злобы ударив в борта. Лёку отшвырнуло далеко от лодки, которая тут же скрылась в кипящей пене. Освобождённый повелением реки от дальнейшего несения службы рюкзак моментально зажил самостоятельной жизнью, рванувшись от хозяйки в ревущий бурун. Лёка хватала ртом воздух в те краткие секунды, что ей удавалось появиться над поверхностью, снова уходила под воду, стараясь удержать дыхание и не наглотаться ледяных струй. Её кружило, подбрасывало и снова швыряло в глубину. То, что камни постоянно норовили добить её, Лёка поймёт позже, уже после своего избавления из речного плена: тело сплошь будет покрыто синяками, а на шлеме окажется столько вмятин, что первоначальную свою форму он просто забудет...
Спас Лёку дождевик: в один из смертельных кульбитов её так подкинуло, что плотная плащовка зацепилась за сломанное дерево, не до конца вывороченное непогодой и лежавшее наполовину в реке, наполовину - на берегу. За те доли секунды, что поток упустил Лёку из-под своего контроля, она успела вцепиться в толстую ветку, на её, Лёкино, счастье принадлежавшую той части дерева, что находилась на берегу. Река, исправляя оплошность, хватанула за дождевик, сорвала его и унесла в свои владения.
Лёка ещё долго боролась с потоком. Мёртвой хваткой вцепившись в спасительную ветку, она сумела найти опору: на краткий миг ощутив дно, насколько позволили силы оттолкнулась от него, сумев всё же одну ногу закинуть на дерево.
Она сделала роскошное подношение этому гибельному месту: лодка, рюкзак с провизией, палатка, тёплая одежда, дождевик...
17
Спасшее её поваленное дерево в своей береговой части было сухое - лучину из него она настругала быстро. Рюкзачок не подвёл, спички не отсырели, костёр разгорелся не сразу, но жарко.
Стуча зубами - больше от перенесённого ужаса, чем от холода, - Лёка скинула мокрую одежду. Чудом уцелевшая экипировка, развешенная на ветру, размахивала рукавами и штанинами: штормовка, свитер, комбинезон... Пара тёплых носков, прозорливо переложенная из рюкзака, согрела её в прямом смысле. Создателям гидрокостюма в ту минуту её душа пела звучные дифирамбы.
Шлему, который её спас, зачем-то сказала вслух: «Будешь теперь котелком...» Ночевать Лёке в ту ночь привелось у благословенного дерева - без кипятка, без ужина, на разостланном спасжилете.
Утром река выглядела немного спокойней, но говор её был по-прежнему угрожающим. Лёка наудачу закинула леску, на крючке которой наживку заменил обыкновенный берёзовый лист, скатанный жгутиком: осень - лучшее время для ужения хариуса, в это время он охотно идёт на любую насадку. Какой-то шальной хариус почти сразу хватанул крючок. Подсекать Лёка умела. Тут же выпотрошив рыбу, для следующей закидки на крючок приладила плавник. Собратья хариуса, не чуя подвоха, один за другим взвивались на крючке. Припасённая в качестве средства самообороны смесь соли и перца автоматом переквалифицировалась в продукт питания.
Рыба, зажаренная на костре, была вкусна и ароматна. Пару хариусов, замотав в листья покрупнее, она положила в шлем. Найдя пологий спуск, Лёка с осторожностью напилась, так же осторожно наполнила фляжку водой.
Возможность идти вдоль русла реки оборвалась как-то внезапно - река врывалась в узкое ущелье, берега резко рванулись ввысь своими скалистыми боками. Ничего другого, как подняться и идти верхом, по тайге, Лёке не оставалось.
Главное - держаться реки, идти по течению вниз, туда, где люди... Она успокаивала себя как могла - увы, но лес оказался одной из форм замкнутого пространства.
Двигаться было легко, если не брать в расчёт ставшие почти отвесными берега. Они увели её от вида реки, оставив только возможность слышать шум воды. Этот шум теперь стал её компасом, её картой.
Черновая тайга, резко сменившая светлые кедрачи, играла другими оттенками зелёного: тёмными, почти угрожающими. Солнце, отработав небольшой выход, спряталось, предоставив сцену осенним облакам. В какой-то момент Лёка внутренне вздрогнула: оглядев окружающий её пейзаж, она захотела вернуться. Захотела настолько, что даже остановилась и, тяжело дыша, посмотрела в ту сторону, откуда поднялась в этот лес. Вернуться? И что: вплавь по сумасшедшей реке?!
Потом, в самом сердце тайги, когда отчаяние скрутит её в бараний рог, она как о великом счастье будет вспоминать этот отвергнутый ею вариант: по реке... Река вынесла бы, поневоле вынесла на простор! Обступавшая её тайга простора не давала. Лёка, почти задыхаясь, шла по бурелому, изо всех сил подбадривая себя. Другой дороги не было...