ВАМБУГВЕ
Почти каждое африканское племя сооружает различные, характерные только для него типы строений. Особенности архитектуры зависят прежде всего от местных условий. Племя вапаре, например, обитающее в горах того же названия, использует для расселения лишь незначительные равнинные пространства и живет в маленьких, тесных деревеньках. Совершенно иначе выглядят районы поселений племени кахе, где постоянно выпадают осадки. В зарослях густого леса на большом расстоянии друг от друга стоят остроконечные хижины с покатыми, стогообразными крышами.
Меньше считаются с природными условиями кочевые племена. Им не страшен дождь, ибо солнце моментально высушит открытые равнины. Здесь не сгниют никакие посевы, зато большую опасность представляют ветры. Поэтому хижины пастухов из племени вагого, вамбуэла или масаи — приземистые, с плоскими крышами, трудно различимые издалека, так как полностью сливаются с окружающей глинистой почвой.
Но лучше всего замаскированы жилища племени вайрак. Как бы врезанные в естественный гористый ландшафт, они напоминают бомбоубежища. К подобного рода поселениям относится и деревня Мбугве. Тут на площади тридцати квадратных миль расселилось целое племя.
Трудно встретить где-либо пейзаж более неприглядный, чем эта выжженная солнцем, красная, буквально без единой травинки пустыня, по которой разбросаны плоские четырехугольные коробки, покрытые толстым слоем глины, смешанной с коровьим навозом.
Мбугве — одно из самых жарких мест Восточной Африки, несмотря на то что расположено оно достаточно высоко над уровнем моря.
Вамбугве — потомственные пастухи. Они необыкновенно смелые охотники на крупного зверя. Каждый мужчина племени считает делом чести охотиться одновременно с двумя копьями, а нередко к ним прибавляется еще и лук со стрелами. Женщины племени не любят ярких одежд и шейных украшений. Единственная роскошь, которую они себе позволяют, — это шитье бисером на праздничных юбках, всегда по одному трафарету, напоминающему по рисунку хризантемы. Мужчины не курят, но зато со страстью жуют табак. Все носят с собой рожки. Они то и дело присаживаются, флегматично открывают пробку и высыпают на руку измельченные в порошок листья. Ближайшие соседи их с нетерпением ждут этого момента, чтобы присесть тут же рядом. Скупость расценивается как самый большой позор. Угощают щедро и каждого.
Однако больше всего поражает то, что для скота — основы существования скотоводческого племени — нет корма в этой выжженной солнцем долине. Пастбища племени вамбугве удалены от мест его поселения по крайней мере на пятнадцать миль. Изо дня в день скотоводы перегоняют коров туда и обратно. Оставить скот на ночь в обществе леопардов они не решаются. Но ничто не может убедить их в бессмысленности таких перегонов и в том, что это отрицательно влияет на удойность коров. Не лучше разве всему племени переселиться с высушенной зноем земли на зеленые заливные луга у кристально чистой реки? Казалось бы, что проблема решается предельно просто, и тем не менее они предпочитают оставаться на том же месте. Здесь более здоровый воздух, как утверждают жители деревни, и, что самое главное, здесь жили предки.
В большинстве своем вамбугве — католики[5]. Но сколько бы раз мне ни приходилось сталкиваться с африканцами-нехристианами, я никогда не уставал удивляться высокому уровню их представлений об этике, а также строгости и обязательности их моральных норм. Во время своих путешествий по Африке безопаснее всего я чувствовал себя в далеких заброшенных уголках, которых не достигло еще влияние нашей «цивилизации». Порядочность этих людей, их непосредственность в общении, сердечность и предупредительность трогают до глубины души. Рвачество, расчетливость, алчность зарождаются лишь вблизи городов. Худшими в этом смысле являются, безусловно, воспитанники католических миссий.
С незапамятных времен на этой территории функционирует миссия. Дом приходского священника приютился возле одинокой, как будто умышленно сброшенной для этой цели с небес, скалы. Зной из раскаленной солнцем долины смешивается с жарким дыханием нагретого камня, и в доме буквально нечем дышать.
При виде убожества жилища приходского священника у меня не появилось ни малейшего желания воспользоваться гостеприимством его хозяина. Впереди еще целый день, и где я найду ночлег — пока не имеет никакого значения. Я благодарю священника за проводника. Это один из учеников миссии.
Мы идем рядом, широко размахивая руками. Кругом равнина и обожженная солнцем глинистая почва. В сезон дождей здесь клейкое болото, теперь же — рассохшееся, зияющее трещинами, алчущее влаги поле. Солнечные лучи отражаются от этой ровной поверхности как-то особенно ярко, так что глазам больно. Как нарочно, я не захватил с собой темные очки и питьевую воду.
Долина Мбугве издалека кажется совсем маленькой. Поэтому я рассчитываю на скорое возвращение в индийскую лавочку и теплую бурду, которая называется тут лимонадом. Как маяк в море, свет которого виден вот уже в течение двух ночей, но который по-прежнему недосягаем, стоят хижины Мбугве, и мы ни на шаг не можем к ним приблизиться. А тем временем жажда становится все сильнее, пересыхает горло, режет глаза и в довершение всего нестерпимо трет башмак.
Я не совсем понимаю, почему проводник ведет меня так далеко. Хижины почти не отличаются друг от друга.
Многие из них уже остались позади, но ни в одну мы не зашли. Видимо, он руководствуется какими-то особыми соображениями, и я следую за ним, не протестуя. Наконец мы подходим к хижине, несколько большей по размерам, с двумя страусовыми яйцами на плоской крыше. Впрочем, крыша почти каждой хижины имеет какой-то опознавательный знак. Ее венчает или разбитый горшок, или несколько перьев, или, наконец, страусовые яйца, уложенные по-разному. Если бы не существовали эти отличительные знаки, никто не был бы уверен в том, что это его дом.
Хижина, перед которой мы остановились, окружена узкой верандой. Крышу веранды поддерживают деревянные стойки. Они-то и делают строение похожим на клетку. Перед единственным входом в хижину на маленькой скамеечке сидит старый, седой, сморщенный дед. Седых африканцев здесь можно встретить довольно редко. Ведь жизнь их, как правило, очень непродолжительна.
В хижину вамбугве нужно входить в полусогнутом состоянии и сразу же садиться на ближайшие нары. Даже пигмей не смог бы тут выпрямиться. Хижина разделена на четыре части- «салон», спальня, кладовая для продуктов и скотный двор. Здесь отсутствуют какая бы то ни было вентиляция и дымоход. В «салоне» разведен очаг, на нем готовится пища. По стенам развешаны предметы повседневного обихода: луки, колчаны, мотыги, деревянные ложки, горшки, плетеные корзинки, лекарственные травы, пучки перьев и охотничьи щиты.
— А это что такое? — спрашиваю я мальчика-подростка, показывая на какую-то странную палку.
— Палка для рукопашной схватки.
— Покажи мне ее поближе.
И вот у меня в руках не то рапира, не то палка двухметровой длины. Приблизительно посередине круглая, из толстой кожи гарда, предохраняющая руку.
— Неужели мужчины дерутся вот этим?
— Теперь нет, а когда-то, очень давно, дрались. Если бвана мкубва хочет, я могу позвать кого-нибудь из наших мзе, и они покажут, как это делается.
Упрашивать не пришлось. Достаточно было лишь заикнуться о своем желании, и старики просияли от удовольствия. Еще бы! Такая редкая возможность показать себя! Сейчас они продемонстрируют молокососам, как жили прежде. Стариков собралось довольно много. Они образовали широкий круг. Двое более молодых и энергичных вышли на середину. В левой руке они держат палку, в правой — длинный, эластичный бамбук. И вот начинается поединок. Поначалу мне казалось, что все это затеяно в шутку, но чем дальше, тем более грозной выглядит битва. Старики дерутся одержимо, вслепую, ударяя друг друга куда попало. Один такой удар в голень — и может быть сломана нога. К счастью, сражающиеся неплохие мастера. Они вовремя заслоняются, вовремя отскакивают, и лишь сухой треск палок свидетельствует о том, что борьба продолжается с неослабевающим упорством и азартом.
5
Католицизм местного населения, навязанный колонизаторами, носит весьма поверхностный характер; нередки случаи, когда освободившиеся от иностранного господства африканские народы вместе с чужеземным гнетом сбрасывали и путы чужой религии. —