В Феодосию он стоял у вокзала, когда вдруг кто-то сзади закрыл глаза, обернулся – Соловьева смеется. В командировочной компании она была заводилой веселого отдыха – на выездах по знаменитым курортным местам с купаньем, песнями и шашлыками, на ежевечерних посиделках в открытом ресторане с видом на море, музыкой, танцами, «сухарем». И он тоже веселился вместе со всеми – на выездах, а вот в ресторанах не задержался. Во-первых, показалось скучновато, а во-вторых, (и это самое главное) — дороговато. Хоть и понемногу, но каждый день. А он не поступался принципом «всё для семьи». Дома жена с малым дитем, здесь нужно укладываться в командировочную норму. «Скучный я человек». Удовлетворялся прогулками по набережной.
Около Соловьевой постоянно находился ее оруженосец, приятель еще по прежним командировкам, инженер из смежной фирмы, который весело расспрашивал окружающих:
— Слушай, а как у тебя с деньгами, я все время в прогаре, где денег достать?
Обаяние Соловьевой испытал и молодой капитан Казанцев. Очевидно, сын писателя-фантаста был романтиком, после очередного веселья в компании с Соловьевой он выдохнул:
— Настроение такое – хочется слушать рондо-каприччиозо.
Колесов тоже любит это рондо – сладкое томление, переходящее в оргастическое торжество.
Он отдалялся от Соловьевой, их общение практически прекратилось после инцидента со спиртом. Его помощник по хозвопросам спросил:
— Ко мне обратилась Соловьева, просит дать спирт на ее день рождения.
— Тогда всем давать придется, спиртзавод откроем.
Она обратилась к Гусеву, тот попросил помощника дать. Обошлись без Колесова, в том числе и на дне рождения.
Не романтики, равнодушные к Сен-Сансу, рассуждали просто. Его приятель так говорил о Соловьевой:
— Она очень спокойно относится к сексу – как к естественному удовольствию, без всяких обязательств. Юра ее трахал, он сам мне говорил.
И добавил немножко квасной идеологии:
— Если ты положил глаз на красивую еврейку и трахаешь ее, ты должен думать, что трахаешь врага народа.
Понятное дело, в мужских разговорах не употребляются слова секс и трахал.
«А что? — думал он, — может, она просто помогает мужчинам? Как Толя Лаухин женщинам. Равноправие, эмансипация. Вот только если посмотреть шире – человек живет ради наслаждения, причем не только в сексе, а во всем – ради праздника. Это хорошо или плохо? Да и что я знаю о ней? Трёп мужиков?»
Соловьева как-то сказала о своем муже:
— Ах, каким он был раньше!
Впоследствии она вышла замуж за другого и родила двойню.
Люди любили весело проводить время, что и подтвердилось двумя утопленниками. Один – упомянутый оруженосец Инны. Второй – ведущий разработчик радиоголовки. Судя по слухам, подтверждалось известное: «Веселие на Руси питие есть».
Камаевский, заместитель главного конструктора, приехал на следующий этап испытаний. Лет сорока, большой, с лицом монгольского владыки, он – одержимый человек. Над его страстью к системе управления ракетой «Аметист» любовно посмеивались. «Аметист» был его излюбленной и практически единственной темой для разговоров.
Раньше он занимался аппаратурой контроля и другими более простыми вещами, естественно, большой и значимый проект «Аметист» вдохновлял его, он дорожил своим положением в нем. Не будучи специалистом в главных элементах системы – автопилоте и радиоголовке, он не занимался техническим согласованием комплекса. Этим занимались ведущие специалисты, в том числе в последнее время и Колесов.
Работалось с ним хорошо, он не мешал. Зато он взял на себя деловые контакты со всеми смежниками – так называемую политику. Каждый смежник, участник общего проекта, старается хорошо и быстро сделать свою часть работы, но при малейшей нестыковке кивает на соседа – у меня, мол, все в порядке, ищите у других. Далее междоусобица переносится на уровень руководителей предприятий и министерств.
Самый серьезный смежник – ракетчик Патрушев, представитель Челомея.
Между ним и Камаевским сложились воистину деловые отношения. Результатом их длительных прогулок были договоренности: кто кого за что ругает, какие наветы доносит до руководства. Так, чтобы, с одной стороны, чувствовалась активная деятельность, признавались очевидные ошибки и объективные трудности, но, с другой стороны, ситуация не доводилась бы до крайней черты, до признания смежника полным банкротом.