У Камаевского внутри любимой темы «Аметист» главной идеей была комплексная стыковка системы. Он так горячо и страстно отстаивал эту идею, как будто боролся с какими-то неведомыми противниками. Колесову идея казалась вполне естественной: очевидно, что прежде чем выходить на реальные испытания в море, систему нужно отрабатывать здесь, на земле: в институте, на опытном заводе, на ракетном заводе.
Со временем он стал задумываться. Делали всё по идее, а на каждом этапе появлялись новые загадки: сбои и ошибки. Понял: хорошая идея нереализуема на практике. На каждом этапе вместо реальных устройств использовались их имитаторы, призраки реальных приборов. Хорошая идея повисала в воздухе.
Камаевский, искренний энтузиаст, о деталях не задумывался. Колесов с удивлением обнаружил в нем, в заместителе главного конструктора, весьма поверхностное представление о системе и даже отсутствие интереса к ее совершенствованию.[12] Вызывало уважение его чувство здравого смысла. Когда в институте обсуждали организационную структуру – предлагалось объединить специалистов по двум большим темам «Антей» и «Аметист» – он, начитавшись ученых книг, спросил Камаевского:
— Кто прав – сторонники предметной или функциональной структуры.
— Прав тот, кто сильнее, — отрезал он.
Колесов слегка обиделся: обратился к нему с научным вопросом, а он…
Однако ответ запомнился. Действительно, наука наукой, а любая суматоха, запутанная проблема, используется в борьбе за власть в личных целях.[13]
Камаевский беспартийный. Как-то Колесов обратился к нему:
— Анатолий Матвеевич, это правда, что в парткоме готовят разгромное постановление по «Аметисту»?
— А где был партком, — вдруг резко возбудился он, — когда нам отказали изготавливать экспериментальные образцы на опытном заводе? И мы их делали на коленях.
Здесь, в Феодосии Колесов настойчиво просил отпустить его, но Камаевский не соглашался. «Держит только для подстраховки, — раздражался Колесов, — тут кругом курортные бабы похоть разжигают, а жена дома». И опять сорвался. Расписался в журнале убытия неразборчивой подписью вместо Камаевского и уехал. Камаевский слегка пошумел, но серьезных последствий не было.
Последствия легли на его совесть. Стыдно стало: 29 лет, недавний офицер, а капризничает. Оправдывался по обывательски: что мне, старшему инженеру, больше всех надо?
Михеев, начальник комплексной лаборатории – брызжущий энергией и бодростью, всегда в радостном возбуждении, администратор, не вникающий в разработки, пришел в начальство как «умелый организатор и активный общественник» (стандарт служебной характеристики), непременный член партийного комитета института.
Он направил Колесова на опытный завод. Как признанного руководителя комплексной отладки, завоевавшего авторитет работой на подлодке.
Колесов с интересом учился жизни. Ему рассказали, что завод простаивал несколько месяцев, ожидая получения документации по «Аметисту». Институт не уложился в сроки разработки, вероятно, согласился на спущенные сверху, лишь бы получить заказ. На простаивающем заводе несколько тысяч человек сидели без дела, исправно получали зарплату. Директор завода, маленький, злобный, кричал, топал ногами, метал громы и молнии главному конструктору системы:
— Дайте мне документацию! Завод стоит! Я могу взять другой заказ, но я «Аметист» хочу делать!
Главный конструктор нашел выход: приказал разработчикам сделать и передать заводу липовые схемы – похожие на проектируемые устройства, но совершенно бессмысленные. Замысел такой – пока готовят производство, успеем заменить.
Жуткое зрелище – простой завода, навевает наивные мысли – может, их хоть чем-то занять, какой-нибудь гражданской продукцией…
Теперь завод выпускал ежемесячно комплекты системы для поставки на ракетный завод. Каждый месяц первые 25 дней шла отладка автопилота и радиоголовки. В это время он сидел в институте и ничего не делал. Затем наступал аврал – за пять дней и ночей провести комплексную стыковку. В это время он получил хорошее подкрепление – в лабораторию пришел Боря Степанов, немного моложе его, толковый парень, перенимал опыт так же, как он раньше у Афанасьева.
На заводе около инженеров-разработчиков сидели заводские наладчики (рабочие) и читали художественную литературу. Оказывается, инженеры, не должны заниматься отладкой устройств, а должны только написать инструкции. И тогда по этим инструкциям будут работать наладчики высоких разрядов, то есть очень грамотные и получающие зарплату в три раза (?!) больше инженеров. Создать такие инструкции умозрительно невозможно, это ясно любому инженеру-электронщику. Поэтому инженеры сами занимались отладкой на заводе, попутно составляя и подправляя инструкции. А рабочий класс получал свою тройную зарплату за выход на работу.
12
Настырная идея Камаевского на практике не срабатывала. На каждом этапе вместо реальных устройств использовались их имитаторы, призраки реальных приборов. Так, в институте и на опытном заводе в стыковке участвовали имитаторы приборов ракетчиков и корабелов.
Во все реальные устройства постоянно вносятся изменения. А имитаторы остаются старыми. Разработчики системы управления не имеют ни права, ни возможностей влезать в имитаторы смежников. Поэтому на комплексной стыковке в институте только половина приборов соответствует реальным, соответственно, комплексная стыковка выполняется только на пятьдесят процентов. Далее на ракетном заводе реальной становилась вся ракетная аппаратура, но процент повышался только до семидесяти, потому что вместо пусковых и корабельных устройств тоже стоят имитаторы. И только на подводной лодке функционирует полностью весь реальный комплекс, здесь и выявляются последние нестыковки.
Начальник их лаборатории Михеев взахлеб рассказывал анекдот: «Враги украли документацию на наше новейшее оружие и воспроизвели его в аппаратуре. А она не работает. Повозились враги и сдались, добрались до главного конструктора, спрашивают, в чем, мол, дело, у вас работает, у нас нет. «Так вы же не захватили извещения на изменения», — пояснил тот».
Одержимость идеей – технической, научной, экономической и вообще любой – явление интересное, неоднозначное – сложная смесь и бескорыстия и корысти. Грань трудно определить – когда человек на искреннем увлечении идеей создает новые устройства, системы, теории или когда он превращает идею в средство собственного продвижения (карьеры), подавления и уничижения других. Конечно, в Камаевском преобладало бескорыстие, однако нежелание и неумение влезать в существо дела тоже были.
Еще один пример одержимости – Хлыпало, заведующий соседней лабораторией, которая занималась созданием совмещенной головки самонаведения – радиолокационной и тепловой, в отличие от существовавших раздельно чисто радио и чисто тепловой головок. В этом совмещении была изюминка идеи, свой технический конек. Хлыпало – доктор технических наук (защитился в 34 года), молодой, высокий, красивый, интеллигентный – вызывал уважение своей твердой увлеченностью новым словом в науке и технике. Его лаборатории была чисто исследовательской, всегда обеспечена финансированием, свободна от конфликтных контактов с заказчиками и заводами. Сам он – ведущий ученый института, ученый секретарь ученого совета, научное лицо института во внешнем мире. Так его и воспринимал Колесов, если бы не оброненное вскользь замечание серьезного специалиста: «Совмещенная головка просто не нужна, на ракете можно установить две головки, при этом снимаются все те технические трудности совмещения двух разнородных антенн на одной конструкции, с которыми (с трудностями) так героически борется Хлыпало».
К тому времени Колесов уже мог мгновенно оценить простую правду этого специалиста, подтвержденную позднее американской практикой. Но такой подход – две раздельные головки – слишком прост, не годится для притязаний на ведущее место в науке…
По всем данным, Хлыпало должен был стать академиком. Однако он рано скончался, в 50 лет.
13
Бурные обсуждения организационной структуры – любимое за-нятие научных работников на судьбоносных поворотах. Каждый начальник мечтает построить такую систему управления, которая работала бы сама по себе, без всяких усилий и трудов с его стороны. Поскольку ожидания подобного рода не оправдываются, увлекательный процесс становится бесконечным полем борьбы его участников за собственное положение, за выживание и продвижение.
Главный инженер института «герр профессор» инициировал дискуссию по переводу организационной структуры с предметной на функциональную. Действительно, казалось более разумным использовать специалистов, занятых сходными проблемами на разных темах. Предполагалось объединить однородных специалистов по двум большим темам «Антей» и «Аметист».
Колесов увлекся дискуссией, ознакомился с научной литературой, склонялся к функциональной. Ответ Камаевского немного остудил его. Впоследствии понял, что слишком сложна проблема, слишком много неясного в оценке вариантов, слишком сильны личные интересы. А коль скоро так, то и решает не логика доказательств, а реальная сила власти.
Вечная проблема – неопределенность (энтропия).
Менять структуру пока не стали. Точнее, не успели – власть в стране поменялась.